их по стенам, указывая, куда, и лишь оставил Грума сам на сам со мной. В его глазах я увидел страх – страх за свою шкуру, за тех, кто ждал сверху. Сначала выстрел, потом крик. Я сделал свой ход, как игрок на напряжённом поле в «чёрного дерева». Постепенно всё начинало развиваться без жертвы, ведь они клацнули, и Грум осознал, что всё потеряно. – Вот так, ублюдок! – закричал я, раздавая осколки враждебных улыбок. – У тебя не будет шанса на вторую жизнь. Лицом к лицу с врагом – это было то, что каждый из нас страдал до последней своей капли, и мне было плевать на то, сколько крови на моих руках. Я единственный, кто в этой игре, и был готов забыть о том, что было когда-то. Я вытащил нож и подошел вплотную к нему, готовясь завершить игру на свою пользу. Грум пытался сопротивляться, но я знал, что здесь, в тёмной игре, не будет пощады. Я заставлю его заплатить за всё, что он сделал. И именно это омут ведёт меня к смерти. – Умрёшь ты, ублюдок, или я сделаю это за всю свою семью, – произнёс я, терзая свои муки, вбивая нож в его плоть. Свобода, которую я искал, теперь была в моих руках. Грум пал, и его темная тень рассеялась в воздухе. Это была точка невозврата, момент, когда я стал играть в игру до конца – с остриём ножа у горла и с качеством тени за спиной. В этой игре лишь один может выжить, и сейчас они знали, кто это.
