– Александр Яковлевич, – возмутился я, – как же так? Ведь после шести обычно только всё и начинается!
– Ну… – немного помялся экстрасенс. – На сердце может сказаться.
Он разговаривал со мной уважительно, всё-таки издатель его книжки, по-доброму, мягко, но в то же время как будто с каким-то недотёпой.
Когда я вышел из кабинета, мы с Пашей покурили, и я тут же забыл этот, показавшийся мне беспредметным, разговор. И вот на тебе – стенка. Наверное с неделю я ещё пробовал её одолеть, но потом смирился, решив, что это хороший повод, чтобы оставить свою вредную привычку. Правда спустя какое-то время в одной компании надо мной стали подшучивать: ты же раньше курил, раз уж выпил, попробуй хотя бы тоненькую дамскую сигаретку. Тогда мне удалось даже слегка затянуться. Но было бы лучше, если б сработала стенка. Мне стало так плохо! Я тут же побежал в туалет. И больше уже никогда не помышлял о сигаретах. Помнится, правда, что сразу после заговора, я долго ещё заходил в места, где собирались курильщики, и с наслаждением вдыхал табачный дым. Но и это прошло.
Книжка экстрасенса продавалась очень хорошо, и через пару лет он заказал переиздание. И опять через Пашу передал, что хочет мня подлечить. Тут уже я не упрямился. Новый офис был тоже в помещении Ленконцерта, но уже не на Фонтанке, а на Моховой. Здание, в отличие от прежнего, шикарного выглядело обветшалым и снаружи и внутри. Искать офис пришлось где-то на третьем этаже, по коридорам, в закутке.
Секретарши не было, и денег с меня Александр Яковлевич не взял. Он снова махал ладонями передо мной и вынуждал вспомнить, как в юности я ночевал где-то на реке и простудился. Я силился воскресить хоть что-то в голове, тем более, что дача у нас на Оредеже, и конечно же какие-то ночёвки были: и ловля раков, и романтические, наверное, тоже. Но ничего про простуду в картинах прошлого я не нашёл. Потом Александр Яковлевич предложил:
– Давайте-ка я вам немножко печень почищу. – И сделал несколько пассов.
На следующее утро я проснулся с дикой болью с правой стороны. Я буквально корчился от спазмов и готов был лезть от резей на стену. Помню, подошёл к зеркалу – лицо было белым, как лист бумаги. Я еле дотерпел до времени, когда можно было позвонить Александру Яковлевичу.
– Приезжайте, – услышал я в трубку.
Я примчался на Моховую. Несколько движений ладонями и боль утихла.
– Такое могло быть, – будто извиняясь, объяснил Александр Яковлевич. – Я забыл вас об этом предупредить.
Сейчас я думаю, что ничего-то он не забыл, просто видел меня насквозь, моё глупое и высокомерное отношение «ко всей этой бесовщине» и проучил этим сеансом чистки. Словно спросил: «Ну что, и теперь будешь считать меня шарлатаном?».
ПЛОСКОГОРЬЕ
Мистический рассказ
Ёлки Толик пилил без всякого сожаления. И более того: не только угрызения совести не заскреблись на сердце у Толика, но даже наоборот – после каждой упавшей ёлочки, словно детский, воздушный, праздничный шарик