Он коснулся её щеки, одной рукой держа её запястья у стены, а другой лаская её живот. Ренеса замерла, чувствуя, как каждый его жест вызывает в ней смесь страха и ненависти.
Каждое прикосновение Эдриана обжигало Ренесу, словно клеймо, выжигая на коже узор унижения. Её нутро скручивалось в тугой узел, а гнев плескался в венах ядовитой лавой. Она чувствовала себя бабочкой, приколотой булавкой к энтомологической доске, обреченной на безмолвное страдание под пристальным взглядом коллекционера.
Пальцы Адриана скользили по её талии, и каждая ласка обжигала кожу, как поцелуй. Внутри Ренеас всё сжалось в тугой комок, сердце заколотилось, как бешеный барабан. Она чувствовала себя обнажённой, уязвимой, но в то же время живой. Гнев, бурлящий в её венах, начал закипать, как котёл с расплавленной лавой.
– Не смей, – прошипела она, каждое слово – осколок льда, готовый пронзить его сердце. – Я не твоя кукла.
Эдриан лишь рассмеялся, звук его смеха был похож на скрежет железа по стеклу. Он склонился к её лицу, его дыхание опаляло кожу, словно дыхание дракона.
– О, Ренеса, ты гораздо больше, чем кукла. Ты – моя забава, моя игрушка, моя маленькая птичка в золотой клетке. И ты будешь петь для меня, даже если твой голос охрипнет от отчаяния.
Он отпустил её, словно перезревшую сливу, готовую вот-вот лопнуть от внутреннего напряжения. Ренеса сползла по стене, собирая остатки гордости и достоинства. В её глазах, словно в осколках разбитого зеркала, отражалась ненависть, такая густая и темная, что могла бы затопить весь мир.
В её глазах отражался ад, где плясали демоны мести, выкованные из стали обид. "Ты заплатишь за каждую слезинку, за каждый вздох боли, что я проглотила," – безмолвно кричало её сердце. Она станет искусным кукловодом, дергающим за нити его судьбы, пока он не рухнет, сломленный и униженный, у её ног.
Ренеса была готова облачиться в броню лжи и лицемерия, чтобы проникнуть в самое сердце его доверия. Она станцует для него танец обольщения, каждый шаг которого будет приближать его к пропасти. Она станет эхом его собственных страхов, шепчущим ему на ухо о грядущей расплате.
Её месть будет подобна симфонии разрушения, где каждая нота – это удар, каждый аккорд – это обман. Она сотрет его имя из скрижали истории, оставив лишь горький привкус разочарования и сожаления.
И когда он, наконец, осознает, что попал в её сети, будет слишком поздно. Ренеса поднимет свой меч, сотканный из обид и унижений, и обрушит его на голову Эдриана, оставив после себя лишь пепел и тишину. Его крик станет её триумфом, а его падение – её освобождением.
Он наклонился, нежно укусил ее за ушко, касаясь мочки язычком. Она сидела, не в силах что-либо делать, просто позволила ему сделать это. Ей было не приятно, руки дрожали, а подать голос она не могла.
Ему стало скучно; она перестала сопротивляться, поэтому он отошёл от неё и сказал:
– Так