Когда он понял, что прямые разговоры я продолжаю упорно игнорировать, пошли в ход подковёрные методы. Дошло даже до того, что он познакомил меня со своей семьёй, точнее с двумя своими братьями, Бьорном и Улофом – больше у него никого не осталось.
Это были два здоровенных дядьки, уже в возрасте, но с точно такими же яркими синими глазами, как и у Эрика, которые на семейном ужине смотрели на меня смущённо и немного виновато, словно извиняясь, что в их приличной рабочей семье по странному стечению обстоятельств смогло вырасти что-то такое, как Эрик.
Мужики они были простые, молчаливые, но неплохие. Я не могла сходу понять даже, рады ли они мне, и в разговоре периодически повисали неловкие паузы, но к середине ужина мне стало понятно, что они волновались перед встречей не меньше меня – всё же Эрик первый раз привёл к ним знакомиться даму, которую сразу и безапелляционно представил им как невесту, не дав мне вставить хоть слово. Они словно боялись меня спугнуть – ведь ни одни прежние отношения Эрика до такой стадии просто не доходили, да и, глядя на фото длинноногих красоток с безупречными локонами, с которыми Эрик периодически ходил по тусовкам, братья вполне могли посчитать, что они, работяги, вряд ли придутся в семье младшего братишки ко двору.
К финалу посиделок все присутствующие всё-таки смогли расслабиться и скованный поначалу разными условностями разговор покатился в более комфортное русло. То, что я иностранка, казалось, смущало Бьорна и Улофа только потому, что я свободно не говорила по-шведски, а по-английски они разговаривали примерно так же, как говорила я, когда познакомилась с Эриком – простыми фразами и тщательно подбирая слова из своего небольшого запаса. Беседа, конечно, выглядела немного фантасмагорически, но найти общий язык нам удалось.
Я была благодарна братьям Эрика за то, что они не стали пытать меня пересказом сотен семейных баек и просмотром фамильных альбомов, но в гостиной Улофа на виду стояло несколько памятных рамочек, всё в кучу, без разбора: свадебный портрет его жены Зары, с которой я успела только поздороваться перед тем, как она деликатно уехала с детьми в развлекательный центр, несколько снимков самого Улофа со своими младенцами и ещё одно старое фото, за которое я и зацепилась взглядом.
На нём была вся их большая семья, теперь изрядно поредевшая. Высокий русоволосый мужчина обнимал за плечи очаровательную пухленькую блондинку, рядом стояли два нескладных худых подростка, один из которых улыбался до ушей, второй же был мрачен, словно на что-то обижен. А на коленях женщины сидел белокурый и кудрявый малыш лет пяти. Очень похожий на мать, отметила я, взглянув украдкой на мужчину, в которого он вырос. Другим детям от матери достались только глаза – во всем остальном они были копиями отца. О семье Эрик рассказывал мне только в общих чертах, и из подробностей я знала только то, что их отец умер, когда Эрик был совсем маленьким, настолько, что почти не помнил его. Разумеется, подробности были мне очень любопытны, но я посчитала