— А далеко ль до того погоста от Топтанихи-то этой?
— Врать не буду, но люди сказывали, будто недалеко, верст пять всего. Да кто ж их мерил-то, версты эти… И потом: говорят, коли к закату уклониться — так в самый раз на гиблые трясины, на Буртасово болото, где проклятый князь с дружиной мается, попадешь, а ежели на восход двинешь — в чащобе загинуть можно…
— Это откуда ж ты так все обстоятельно знаешь? — удивился Бойша.
— Дык поначалу-то немало охотников до Буртасова золота нашлось. Бродили они по лесам, по болотам. Кто ума лишился, крики мертвецкие услыхав, а все больше кружили люди. Кружили — да к тракту и выходили. Так целую полянку и натоптали. Вот потому Топтанихой она и зовется.
— У-у-у… — протянул Бойша, — и такое чертово место ты утишьем называешь? Да я там глаз не сомкну и тебе не дам!
— Зазря беспокоишься, Бойша Логсын! В здешних местах про Топтаниху и Буртасово золото такая дурная слава ходит — что ты! Да ни один лиходей-душегубец, ни один тать полуночный или гулеван там какой и на тридцать три версты близко к Топтанихе не подлезет, не сумлевайся!
— Да тати-то — ладно, а мы-то? Нас-то как закружит, завертит… Останемся без товару, а то и… Мертвецы опять же…
— Дык мы-то люди честные, торговые! Нам чужого не надобно, в лес мы не пойдем, на краешке поночуем себе — и дальше двинем. Проверенное место, Бойша Логсын! Говорю тебе честью! И сам ночевал там не единожды, и отец мой, и дед его. На тех, кому золото без надобности, чародейство Атямово силы не имеет.
— Ну добро, коли так! — присудил Бойша, хлопнул возчика по плечу и отстал, дожидаясь своей телеги, — свечерело, и без тулупа стало зябко.
Солнце, пока Бойша слушал дядьку Архипа, закатилось за зубчатую лесную ограду, но все еще освещало редкие облака, румяня их мохнатые брюшины. Однако меж стволов столетних елей уже заклубился ночной мрак, а оглянувшись, Бойша заметил, как в оставленную обозом глубокую лощину потек из-под разлапистых ветвей седой жутковатый туман.
После рассказа возчика одолели Бойшу мысли. И самая верткая, самая шустрая, самая манкая из них была — про Буртасовы сокровища: «Вот же, вот, в двух шагах, почитай, лежит твое счастье, Бойёшка! И конь «Самсон», и Талинка, и собственный домик при лабе, и дело свое, и жизнь новая, веселая да светлая…»
Гнал эту мысль Бойша от себя, изо всех сил гнал. Да только тот страх, что обуял приказчика, когда слушал он про проклятие старого чащобника, куда-то сгинул, а осталась лишь белозубая улыбка Талинки, Талушки, да щечки ее румяные, да брови собольи, да стан точеный… Ии-эх!
— Ну слав-те-Всеблагой! — донесся тут от головы обоза бас Скворца. — Вот и Топтаниха! Эй, чистоверные! Поднаддай! На ход! На ход!
Пока распрягли коней, составив телеги в рядок, пока запалили кострило, пока возчики обихаживали лошадей — обтирали сеном, задавали овса, поили, треножили и пускали подпастись на полянку — совсем стемнело.
— А вот прошу к нашему