Стремление к мудрости концентрируется в фигуре философа. Для Платона очевидно, что состояние сознания философа противоречит психологии управления, ориентированной на сиюминутное и меняющееся. Он писал: «…тому, кто действительно направил свою мысль на бытие, уже недосуг смотреть вниз, на человеческую суету и, борясь с людьми, преисполняться недоброжелательства и зависти. Видя и созерцая нечто стройное и вечно тождественное, не творящее несправедливости и от нее не страдающее, полное порядка и смысла, он этому подражает и как можно более ему уподобляется» («Государство», VI, 500c [43, т. 3, с. 281]). По мысли Лео Штрауса, всеми почитаемый идеал мудрости никогда не сможет в платоновском государстве приобрести практическую значимость. Мудрость останется ценностно амбивалентной и не перешагнет границу, отделяющую норму от прескрипции. Ученый отмечал: «Спускаясь в пещеру, философ признает, что то, что по сути или по природе выше, не есть крайне необходимое для человека, который по существу есть „переходное“ существо – между животными и богами. Пытаясь руководить городом, он знает наперед, что, чтобы быть полезным или хорошим для города, требования к мудрости должны быть ослаблены или разбавлены» [66, с. 145].
Институционализация философии и философов в идеальном государстве неочевидна. Утверждение о философах-правителях приобрело сколько-нибудь ясный характер лишь в позднем произведении «Законы» в описании «Ночного совета». В «Государстве» явным образом описывается участие философов в законодательстве и обучении детей. В диалогах «Государство» очевидно, что философия – это занятие отставных военных не моложе пятидесяти лет. Причем это не самостоятельная профессиональная деятельность, а сопутствующая государственному управлению. Платон отмечал: «…когда им будет пятьдесят, то тех из них, кто уцелел и всячески отличился – как на деле, так и в познаниях, – пора будет привести к окончательной цели: заставить их устремить ввысь свой духовный взор и взглянуть на то самое, что всему дает свет, а увидев благо само по себе, взять его за образец и упорядочить и государство, и частных лиц, а также самих себя – каждого в свой черед – на весь остаток своей жизни. Большую часть времени они станут проводить в философствовании, а когда наступит черед, будут трудиться над гражданским устройством, занимать государственные должности – не потому, что это нечто прекрасное, а потому, что так необходимо ради государства» («Государство», VII, 540a – b [43, т. 3, с. 325]). Задержка достижения стражем мудрости до пятидесяти лет означает, что до этого времени будущий философ реализовывал недоминирующее у него «начало» души и стремился к чужой добродетели. А это есть вопиющее нарушение платоновской