Данни огляделся. Неужели он опять там, откуда вышел… На улице, на грязном матрасе рядом с вентиляционной решеткой, под опорой моста в северо-западном Стокгольме…
А вот это странно: его участок отгорожен… или как можно назвать камни, кое-как выложенные по периметру матраса? Иллюзия стен в спальной? Раскопки древних поселений? А эти сапоги на куске брезента – чьи это сапоги? Его собственные?
Он посмотрел на воду. На другом берегу залива – пляж и большая лодочная база, торчат мачты яхт. Транебергский мост, когда-то считавшийся самым длинным бетонным мостом в мире, нависает серой громадой. Построен в эпоху несокрушимой веры в светлое будущее, а со временем стал притоном для бомжей и наркоманов.
На опорах моста тоже граффити – огромные, затейливо изукрашенные. Повсюду валяются банки из-под аэрозольных красок, а чуть подальше – бесчисленные ватные тампоны, в майском тепле их вполне можно принять за большую грядку маргариток.
Катц помнил наркоманов у Коттбуссер Тор в Берлине пятнадцать лет назад, беззубых Kottijunkies, как их тогда называли, – они, сидя на корточках, кипятили эти грязные тампоны в надежде выдоить из них остатки желтого героина, разведенного в аскорбиновой кислоте. Воду тащили откуда угодно – из луж, из общественных сортиров… и он сам был тогда немногим лучше… Надо признаться – он был немногим лучше. Но ему удалось выбраться. Потрясающее везение… Вмешательство высших сил. Зачем он их опять испытывает, эти высшие силы?
И ты можешь получить
всю мою империю грязи…
Мелодия продолжалась. Как-то механически, издалека, будто на шарманке. Империя грязи, он хотел от нее избавиться, и ведь думал, что уже избавился.
– Смола забивает иглу, – пожаловалась женщина. – Дерьмо, а не героин.
Она сама не своя. И он тоже… Это невыносимое, сосущее желание наркотического кайфа, желание опустить занавес, отгородиться от мира, эта тоска по великой пустоте, по флуктуации времени, по телесному воскресению из мертвых… Женщина грязно ругается, колдует что-то над своими примочками. Где-то он ее встречал. Откуда-то он ее знает, но не помнит откуда.
На земле расстелена газета, на ней суповая ложка с гнутой ручкой – чтобы, не дай бог, не рассыпать дозу. Он заметил ужас в ее глазах и предложил нюхнуть кокаин, чтобы успокоиться.
– Да пошел ты… не мешай.
– Забудь…
Ему-то что за дело? Никакого дела ему до нее нет. Он занялся работой: вытащил из кармана бутылочку с водой, налил в обрезанную банку из-под кока-колы, где уже ждал героин. Поставил на огонь, подождал, пока закипит. Оторвал кусок ваты, скрутил шарик – вполне надежный фильтр – и набрал содержимое в шприц. Удивительно – после стольких лет рука так же тверда. Это как плавать или ездить на велосипеде: раз научившись, не разучишься никогда.
Закатал рукав, стянул руку выше локтя жгутом из старых колготок. Поднял шприц иглой кверху