«Пожалуй, он прав, – подумала Александра. – Американская модель жизни становится нашей. Идеал – «гламур» и «глянец». Нравственно только то, что выгодно. «И пусть весь мир подождет» – пришла в голову, недавно услышанная реклама. – А я сама? Какая я? «Перстная», «душевная» или «духовная»? Если присмотреться и не врать самой себе?» – она задумалась. – С одной стороны, мне нравится быть практичной, иногда жесткой, материальной женщиной. Управлять всем вокруг себя, в том числе, и мужчинами. Мне нравится обустроенный быт, красивые машины, дорогие гостиницы и рестораны, шикарные модные вещи. А кому это может не нравиться? Кузя же, похоже, получает удовольствие от возможности делать мне подарки. За любую цену».
«Может, потому ты и не порвала с ним окончательно?» – услышала знакомый голос внутри. – «Господи, опять они!» – подумала почти раздраженно и потерла виски.
Александре иногда казалось, что в ней живут две сущности – внешне антагонистичные, но, по сути, до тошноты любящие друг друга неразлучные противоположности. Как блондинка и брюнетка. Удобно расположившись у нее на плечах, они переговаривались почти неслышно, как сейчас, а по ночам громко и занудно перемывали ей косточки и безжалостно анализировали поступки. Блондинка взывала к природным инстинктам, требовала удовольствия и дорогие украшения, тащила в рестораны и модные бутики, призывала к чувственности и сексу. Брюнетка, напротив, призывала к разуму, умеренности и воздержанию, больше похожему на аскетизм, поучала и звала к преодолению, науке и книгам. Вместо секса предлагала заняться спортом, или на худой конец – фитнесом. Блондинка же, презрительно скривив пухлые губки, говорила: «Зачем нужны совершенные формы, если некому их показать?» Блондинка была капризной, но по-своему притягательной женщиной-ребенком. Брюнетка – женщиной-матерью и верной подругой. Уже в институте Александра поставила себе диагноз – расслоение личности на два внутренних «Я», которые сосуществуют одновременно и спорят между собой. Явный признак шизофрении. Успокаивало, правда, то, что работоспособность она не потеряла, без труда доводила любое дело до конца, мыслила и говорила настолько логично, что часто ставила собеседников в затруднительное положение, была решительна и не комплексовала, в детстве не мучилась вопросами типа: почему лошади едят сено и почему мясо надо резать ножом? В детстве у нее были другие вопросы. И совсем мало свободного времени. Она с удовольствием училась всему – игре на фортепьяно, пению и рисованию, занималась в секции синхронного плавания, кружке бальных танцев и драмкружке, учила английский и французский, успевая бегать на свидания и дискотеки. Школу и институт закончила экстерном, досрочно защитила кандидатскую, и теперь с жадным удовольствием впитывала то, что приносила работа над докторской. Тяга к новому для ее мозгов была почти как тяга к наркотикам, последствия привыкания к которым она