Через час, приготовив матери обед и перемыв посуду, Александра села в машину, завела двигатель, но с места не тронулась. Сидела, откинув голову на подголовник. Вспомнилось, как давно, лет двадцать назад мама задумчиво сказала, глядя на свое отражение в зеркале: «Тяжело стареть. Во сне всегда вижу себя молодой и красивой. Как раньше. А красивой – стареть еще тяжелее».
У Александры защемило сердце, оттого, что вспомнила себя маленькой девочкой, той, которая однажды, пробудившись от страшного – самого страшного! – сна, примчалась посреди ночи к маме с криком: «Мамочка, миленькая, ну, скажи, скажи, что ты никогда не умрешь! Никогда! Ну, скажи! Мамочка! Миленькая…»
Быстрым движением смахнула вдруг навернувшиеся слезы и набрала номер на мобильнике.
– Мам!
– Алло! Кто это? Ты? Что случилось?!
– Да ничего. Просто… просто хотела сказать, что я очень-очень тебя люблю. Очень.
– Я знаю, милая… Ты у меня очень хорошая девочка… Но кругленькое больше не приноси.
До дома Александра доехала быстро, минут за двадцать, несмотря на пробку, уже нараставшую грозовой тучей у Триумфальной арки на Кутузовском. Номер с тремя буквами «А», прикрепленный на ее новую машину по звонку Кузи кому-то из милицейского начальства, позволял ехать даже по резервной полосе, пока еще свободной от вереницы надменных «дискотечных» машин с подлинными и фальшивыми мигалками, номерами с триколором, синими милицейскими, тремя буквами «А», «О», «С», неприлично-таинственными «ЕКХ», да и просто защищенных от необходимости соблюдать правила дорожного движения спецталонами, служебными удостоверениями и членством в разных общественных организациях при силовых и околосиловых структурах, пассажиры которых, в отличие от обычных граждан, всегда опаздывали. Утром – на ответственную службу, вечером – на заслуженный отдых. Но всегда по неотложным государственным или, как минимум, служебным делам, куда более важным, чем своевременный приезд машины скорой помощи к больному или доставка роженицы в роддом, не говоря уже о пожарах, к которым Москве со стародавних времен, как известно, не привыкать. Езда по правилам в общем потоке машин была для носителей власти и денег проявлением заурядности, а заурядными выглядеть они не хотели. Ни перед кем, в том числе, друг перед другом, точнее, недруг перед недругом.
Александру забавляли редкие и всегда почти бесплодные попытки некоторых безрассудных государственных мужей что-то административно реформировать в бюрократической системе, кого-то сократить, или в чем-то ограничить. Как в сказке, на месте отрубленной головы вырастали три новые. Ветряные мельницы, после очередной отчаянной атаки, небрежно стряхнув с мощных крыльев безрассудных смельчаков, продолжали невозмутимо крутиться, а государевых слуг и их приближенных становилось все больше: они плодились как раковые клетки вместе с должностными привилегиями, главными из которых, наряду с внешними