Имя, которое теперь моё. Элара Фобос

собирает вокруг себя мрак, как пчёлы – мёд. В дворе он играл мало. Его тянуло туда, где меньше людей и больше тишины. В библиотеке он однажды провёл весь день, пролистывая книгу о человеческой анатомии. Но запомнил не мышцы – запомнил, что сердце держится на четырёх полых камерах, и если хотя бы одна треснет – всё рушится. Когда ему исполнилось шестнадцать, он устроился учеником в мастерскую по ремонту часов. Магазин был старый, пах смазкой и временем. Генри сидел за деревянным столом, перебирая крошечные шестерёнки, вытаскивая из карманных часов сердце и вставляя его обратно. Он не чувствовал, как летит день. Внутри часов был порядок. А снаружи – жизнь. Он нравился людям. Не за улыбки – он улыбался редко. А за внимание, с которым он к ним относился. Он слышал, когда не говорили. Видел, когда прятали. И если кто- то жаловался на часы, Генри чинил не только механизм – он возвращал ощущение, что всё ещё может идти правильно.

      Одним из клиентов был мистер Арчибальд – высокий, уверенный мужчина с серебряным тростью и руками, пахнущими кожей. Он редко смотрел прямо, но однажды, наблюдая за тем, как Генри вставляет крошечную пружинку, произнёс:

      – Ты не отсюда, Генри. Такие пальцы не должны тратить себя на чужие минуты.

      А потом ушёл. Через неделю он вернулся. Положил на прилавок золотые часы. И конверт. Без слов. Внутри был адрес. И время. Генри пришёл по адресу на следующий вечер. Дом был в районе, где окна редко светились даже по ночам. Фасад – кирпичный, с облупленной лепниной. Дверь открылась, как только он коснулся ручки. Ни звонка, ни голоса – только скрип петель и лёгкий запах табака с дубом. Внутри было тепло, пахло кожей, деньгами и влажным деревом. Освещение – слабое. Лампы в бронзовых плафонах, тусклые и медовые, словно боялись осветить правду. В комнате стоял длинный стол. За ним – трое мужчин. Курили. Один из них Арчибальд.

      – Генри Холлоуэй, – сказал он, как будто произносил не имя, а чьё- то будущее.

      – Вы сказали, что я не отсюда, – ответил Генри.

      – Всё ещё так думаю.

      Он не спрашивал, зачем его позвали. Он пришёл. И этим сказал больше, чем мог бы сказать вопросами. Мужчины за столом переглянулись. Один встал, подошёл к буфету, достал оттуда коробку с карточной игрой. Бросил её на стол.

      – Сыграй.

      Генри сел. Он не знал правил. Но быстро понял суть. Не в картах было дело. А в наблюдении, в реакции, в тишине между действиями. Он проиграл первый круг. Выиграл третий. На пятом – один из мужчин бросил карты и сказал:

      – Этот чертов мальчишка просто считывает нас.

      Арчибальд усмехнулся.

      – Вот именно.

      Это не была вербовка. Это была оценка. Генри не задавал ни одного вопроса. Не смотрел в глаза слишком долго. Не пытался казаться кем- то. И в этом – он сразу стал нужным. На следующее утро ему дали первый «поручительский» заказ: передать свёрток человеку, имя которого не называли, в районе, где переулки шептали ночью. Генри