Первое время жили небогато. Но очень скоро подвернулась интересная работёнка, знакомства и всё такое… Дела пошли в гору. Потом умер отец, которого я никогда не видел. Слышал о нём от мамы…. Да, и хрен с ним! Это другая история. Отец по завещанию оставил мне свой коттедж. Видимо, к концу жизни совесть проснулась.
Костян улыбнулся, достал носовой платок и высморкался.
– Мы переехали в батин коттедж и стали жить, как Боги. Я отлично зарабатывал. И Лара, кстати, тоже. Мы не отказывали себе ни в чём. Путешествовали, ходили на все тусовки, покупали все самое дорогое. Детей только у нас не было. Лариса считала, что надо твердо встать на ноги, а потом уже думать о детях. Мне казалось, куда уж тверже, но спорить с ней я не хотел.
Костян сделал паузу. Он прислонился лицом к стеклу и несколько минут вглядывался в ночное небо.
– Я очень её любил, – тихо произнес Костян.
От дыхания на стекле появилось запотевшее пятно. Костян нарисовал на нем маленькое сердечко и тут же перечеркнул его двумя неровными линиями. Костян придвинул к себе бутылку, в которой на дне еще поблескивали остатки текилы. Поднес ко рту флакон, но пить не стал. Он посмотрел на меня и вылил содержимое в мой стакан.
– Однажды мне предложили новую должность. Для этого нужно было сгонять на пару дней в соседний город. Лариса купила мне билеты и отвезла на вокзал. Я дождался своего поезда и зашел в вагон. Проводница, проверяя билет, сказала, что я пришел немного раньше: всего-то на сутки. Мы оба посмеялись, я спрыгнул с тронувшегося поезда и поехал домой. Первое, что меня насторожило по возвращению – это чужая машина около нашего дома. И свет в спальне горел «не тот» – какой-то тусклый, красный. Помню как забилось сердце и спёрло дыхание. Предчувствие меня не обмануло. Я вломился в дом и услышал звуки. Это были те самые звуки. Моя любимая была с другим….
…Дальше я помню все в черно-белом свете, по кадрам. Я влетел на второй этаж, выломал дверь в спальню и сдернул чужака с моей… любимой. Он даже не сопротивлялся, когда я бил его. Бил до тех пор, пока тот не перестал шевелиться.
Костян говорил спокойно без эмоций. Что удивительно! Любой другой человек в подобной беседе, жестикулируя, разнес бы посуду и стол, к чертовой матери. Тем более, после пол-литра. Но Костян был исключительно сдержан.
– Все это время Лариса сидела на злосчастном диване, закутавшись по глаза простыней, и молча смотрела на меня. Она была уверена, что ей ничего не грозит. Её я не трону…
– А ты, чего не пьешь? – спросил меня Костян. – А то мне уже хватит. Печень ни к черту.
Я выпил и зажевал лимоном. Костян одобрительно кивнул и продолжил:
– Милицию я вызвал сам. Как сейчас помню: хотелось, чтобы меня избили до полусмерти, отвезли в тюрьму, где бы я сдох. Но все вышло иначе…. Тот, несчастный, выжил. Обошлось пластической операцией и несколькими шрамами. Меня признали невменяемым и поместили в психлечебницу. Целый год я пробыл в настоящей