– Выйди, Йерве из Асседо, и подай дамам руку, – потребовал Фриденсрайх.
Йерве не стал спорить, послушался.
Джоконда недовольно фыркнула, подобрала испачканные юбки и вылезла из повозки в ночь.
Зита не отважилась взглянуть на Фриденсрайха. Когда загораются субботние свечи, женщины отводят глаза.
Зита вышла в степь. Горячий ветер ласкал лицо. На запятках повозки, привалившись друг к другу, дремали два лакея и одна кухарка. Полная луна серебрила пыльную дорогу, истребив из Асседо все краски, кроме монохромных.
– Помоги мне, юноша, – попросил Фриденсрайх беззвучно, но Йерве услышал, ибо слух его обострялся с каждой пройденной лигой.
Йерве обхватил своего отца поперек талии и подставил плечо.
«Проклятие, – подумал Фриденсрайх в который раз, – лучше бы я умер».
И Йерве услышал. Так, словно слышал не в первый раз, а в стотысячный, за все утраченные годы.
Сердце его облилось кровью. Он готов был простить Фриденсрайху все: даже шестнадцать безымянных лет, даже пятна, в которые превратились лица, даже гибель маленького Александра. Суббота играет в странные игры с сердцами людскими: смягчает обиды, истребляет злые помыслы, восстанавливает мир и равновесие.
Впрочем, брошенные дети всегда заведомо готовы все простить своим отцам, даже в пятницу. И уж конечно, в воскресенье. Ведь в ином случае, они могут снова их лишиться.
Совершенно непереносимо потерять того, кого у тебя никогда не было. Намного хуже, чем потерять того, кто всегда был твоим.
– Благодарю тебя, Йерве из Асседо, – пробормотал Фриденсрайх, привалившись спиной к стенке повозки и переведя дух. – Тащи сюда бутылку вина и стакан.
Йерве снова полез в повозку, и достал из короба глиняный стакан и бутылку бессарабского молодого.
– Лей до краев, – приказал отец.
И Йерве налил.
– Поставьте стакан на правую ладонь, сударь, – прошептала Зита, а может быть, то был южный ветер, морской прибой, лунные струны, сама память.
– Что следует произносить? – спросил Фриденсрайх.
– Я плохо помню… – унес ветер голос.
– Есть вещи, которые забыть невозможно. Вспоминайте скорее, Зита.
– И были завершены земля, небо и все их воинство.
– И были завершены земля, небо и все их воинство, – повторил Фриденсрайх.
– И закончил Бог на седьмой день Свой труд, которым занимался.
– И закончил Бог на седьмой день Свой труд, которым занимался, – подхватил Фрид.
– И в седьмой день отдыхал от всего Своего труда, которым занимался.
– И в седьмой день отдыхал от всего Своего труда, которым занимался.
– И благословил