– Ты нам перешла дорогу очень сильно. Тогда, несколько лет назад, ты выключила молодёжную музыку, модного исполнителя, и включила старьё. Нам это не понравилось, но мы простили. Сейчас ты сорвала нашу презентацию. Теперь ты просто обязана забыть навсегда про свою религию (думаем, она у тебя есть, раз не смогла перенести жёсткие песенки) и принять у нас посвящение как рабыня.
– И это не выбор. Ты сдохнешь, если не согласишься.
– Может, лучше просто изнасилуем её?
– Да не, ещё ребёнок родится, будет хорошим человеком.
– После насилия делают аборт.
– А вдруг она против абортов?
– Ладно, не будем. Ведь секс бывает и приятным, а убийство – точно нет. И будет она жить долго и счастливо, любить этого ребёнка, потому что он не виноват.
– Зло в жизни победило, понимаешь? Вот сейчас ты испугаешься, задрожишь и быстренько согласишься. Против грубой силы нет приёма.
– Ты посвящённая в сатанизм или ты мёртвая. Третьего не дано. Решай очень быстро.
– Ты в любой момент можешь передумать, и мы тебя помилуем. Только не слишком поздно, а то не спасём.
– Ну, что, будешь посвящаться? Бадик зря тебя напугал, будешь просто числиться у нас и приходить иногда, насиловать не будем. Сделаем несколько тату и отпустим домой.
– Просто состоять в секте сатанистов. Для массы. Убивать никого не будешь. Ну что, идёт.
– Нет, – я сказала первые слова среди них.
Я что, не верю, что правда убьют? Как раз-таки это слишком похоже на правду. Что, их вера, которая против жизни, так сильна, что способна подчинить себе? Добро слабое и уступчивое? И отошло в прошлое, уже не в моде, своя рубашка ближе к телу? Нет, что это за вопросы, если я точно знаю ответ? Это как прятаться от вызова к доске, когда готова к уроку. Конечно, потерпеть несколько часов, а не потом всю жизнь презирать себя. Я отдам жизнь и домой не приду. Мои будут беспокоиться, звонить. Но проще пережить смерть любимого человека, чем его предательство. Я ведь не перестану существовать, просто перееду. Не увижу эти дома и улицы, не поговорю с теми людьми. Ну и пусть! Будет другое.
Я схвачена очень плотно, рот закрыт. Теперь зафиксировали и раздевают. Шапка и варежки полетели, как в детстве неприятные одноклассники отнимали и забрасывали. Мороз двадцать градусов, можно просто замёрзнуть насмерть. Куртку стянули. Уложили в снег. Дрожу, мокро и холодно. Шею жжёт, снег попал за шиворот. Сапоги с ног полетели, как мусор. Холод обжигает. Хотя в голоде, холоде, ожоге главная не боль, а страх – повреждения, что дальше будешь болеть. Мне всё равно умирать, поэтому надо расслабиться и принять эту боль. Как, бывает, сорвёшь заусенец, но сжимаешь этот палец снова и снова, чувствуя боль, ведь понимаешь, что опасности нет. Так и здесь, сейчас.
Самый первый взял нож и аккуратно провёл по щеке. Потом по другой, как в дикарском обряде.
– Может, передумаешь? Ты так молода, вся жизнь впереди. Просто