Мягко выражаясь, он сделал шаг в неизвестность: оставил регламентированную правительственную службу ради фрилансерской работы на исследователя экстравагантных религий. Переход облегчил тот факт, что Виктор удвоил скудную зарплату, которую выделяло Грею государство.
Сейчас Радек занимался ритуальным убийством в Берлине и попросил Грея пробить потенциального клиента, который обратился по поводу корпоративной кражи. Доминик понятия не имел, зачем кому-то привлекать Виктора к делу о похищении имущества, но клиент находился в командировке на Манхэттене, и раз профессор хочет, чтобы Грей все выяснил, он так и сделает. В данный момент он согласился бы расследовать даже кражу сборника церковных гимнов на севере Канады.
Что угодно, лишь бы занять день, подумал Грей. Что угодно, лишь бы не думать о ее последнем понимающем взгляде, который отпечатался у него в сознании.
Прекрасная Нья.
Его угол в людном помещении, его возрождение к жизни. Случившееся в пещерах под Большим Зимбабве – пытки, из-за которых Нья на несколько недель впала в ступор, – изменило ее. Она улыбалась, приглашала Грея на чай, прогуливалась с ним по своему саду, но даже спустя три месяца не позволяла к себе прикоснуться.
Может, все дело было в шрамах, может, в чем-то еще. Может, она увидела изнанку его души, разглядела контуры неизменно живущей у него внутри жестокости, которую больше не могла принимать. Когда он поведал ей свои мысли, Нья отвернулась и сказала, что дальше им лучше идти разными путями.
Грей был не из тех, кому нужно повторять. Месяц назад он купил билет в один конец из Зимбабве до Соединенных Штатов. Ему нужен был прямой рейс, американский город и полная анонимность.
Все это обеспечивал Нью-Йорк.
С тех пор Доминик без конца задавался вопросами. Может, он сделал неправильный выбор. Может, слишком поспешил уехать. Как знать; собственные ошибки имели свойство оставаться скрытыми для него, пока не удавалось постичь их полностью. Зато он чувствовал, что живые сладостные воспоминания о Нье выцветают, и от этого становилось грустно. Она словно была рядом, и в то же время ее не было. Томительное сомнение стало тенью Грея, которую он никогда не явит солнцу из страха потерять Нью окончательно.
Грей поселился в довольно скромном отеле, расположенном в центре города, и стал ждать звонка Виктора.
Он бегал, читал, тренировался и думал. Частенько садился в метро и ехал куда глаза глядят, заходил в магазинчики маленьких этнических кварталов, заглядывал в лица. Казалось, все вокруг знают, кто они и что делают. Люди щупали помидоры, выбирали вина, привычно улыбались кассирам – день за днем, неделя за неделей, год за годом. Просто потому, что так принято.
Одинокий и неприкаянный, он снова оказался на знакомой территории. Но теперь она, эта территория, была темной.
Черной.
Грей приблизился к отелю – этакой башне из кирпича и слоистого камня в середине одной из тех строгих,