Штольц наконец пришел в себя. Он снял с себя зимний, подбитый мехом кожаный плащ и устроился в кресле напротив Ольги.
– Что я должен буду делать?
– Нас интересует все, что касается деятельности находящегося под эгидой СС общества «Аненербе», во всех доступных вам сферах. Характер вашей непосредственной деятельности в этом обществе в мельчайших подробностях. Естественно, мы обеспечим вам полную безопасность – как сейчас, так и после полного разгрома Германии.
– Вы всерьез считаете, что Германия будет разгромлена?
– Безусловно, мы даже знаем, когда это произойдет, но эта информация не так важна. Важно другое: немецкий народ осознает всю глубину своего заблуждения и будет строить новую Германию, без нацизма и насилия. Вот тогда те, кто помогал уничтожению фашизма с чистой совестью и незапятнанной честью, займут в ней достойное место. Мы предлагаем вам, как умному и благородному человеку, остановиться на неверном пути и помочь своей родине вернуться к истинным ценностям, попранным и растоптанным нынешним режимом.
– Вот так просто стать вашим шпионом, и все?
– У вас есть выбор, мы можем вас расстрелять как врага, как ограниченного фанатика, искренне поверившего в то, что, например, ваш Генрих Гейне или Зигмунд Фрейд – враги вашей нации. Насколько нам известно, вы не уничтожили их книги, они бережно хранятся в вашей личной библиотеке, не так ли? «Книга песен» 1827 года издания, подлинник. Запрещенные произведения Стефана Цвейга, Августа Бебеля и других знаменитых, признанных всем миром, но почему-то отвергнутых национал-социализмом авторов?
– Все верно, я не посчитал себя вправе распорядиться книгами, собранными моим дедом. Это так. Но это ничего не значит…
– Неужели? Мы не призываем вас сменить религию и поверить в коммунистическое будущее мира, но мы даем вам возможность послужить вашей родине так, как служили ей несколько поколений ваших предков. Кстати, вы, наверное, знаете, что ваш прадед был долгое время на военной службе в России и с почетом вышел в отставку. По нашему мнению, он бы одобрил ваше решение еще раз послужить России в такой ситуации, когда на вашей родине правит закон, противоречащий заповедям Христа. Он был, как и вы, католик, и это не мешало ему быть российским офицером и сражаться за Россию.
Штольц сидел, задумавшись, в его душе боролись два чувства. Первое – это чувство уязвленной гордости. Он оказался в плену. Он захвачен в глубоком тылу, в центре Восточной Пруссии, и бессилен что-либо изменить. Пытаться применить оружие, а в правом потайном кармане его кителя до сих пор лежал миниатюрный вальтер, было бессмысленно. Трое русских не сводили с него глаз. Умереть он может и просто сказав им «нет».
Штольц поднял глаза. Напротив, в кресле, сидела женщина необыкновенной красоты, в которую он был влюблен, несмотря на то что она предала его, несмотря на то что она была врагом его народа, его нации.
Штольц побледнел, скулы его сжались, казалось, он теряет самообладание.
А