Степан Степанович встретил их, как родных. Расшаркался, поклонился, в мельницу, значит, пригласил. Мол, чего тут мерзнуть, дорогие гости? Заходите, погрейтесь, я вас чаем напою, пирогами накормлю. А сам, понимаешь, глазки бегают, как мыши по амбару. Видит – добыча! Жирная, сочная, прямо в руки плывет!
Купцы, конечно, обрадовались. Разморило их в тепле, расслабились. Чай пьют, пироги уплетают, да разговоры разговаривают. О торговле, о налогах, о женах сварливых. А Степан Степанович подливает им вино. Вино – знатное! Настойка на травах, секретный рецепт. Только вот в вине том, кроме трав, еще кое-что было… Яд! Да не простой, а змеиный. Степан Степанович его у цыган выменял, за старую мельничную шестерню. Говорил, шестерня волшебная, желания исполняет. Цыгане, конечно, посмеялись, но шестерню отдали. А Степан Степанович только ухмыльнулся в бороду. Знал он, для чего шестерня ему нужна.
И вот, значит, пьют купцы вино, пьянеют. Глаза мутнеют, языки заплетаются. А Степан Степанович сидит, как ангел невинный, улыбается. И ждет. Ждет, когда яд начнет действовать.
Первым, скрутило самого толстого купца, Афанасия. Заохал, зашатался, позеленел, как огурец. И – бух! – под стол. Остальные, конечно, всполошились. Что такое, мол, Афанасий? Может, ему плохо?
А Степан Степанович, понимаешь, руками разводит. Да вы что, говорит? Может, переел просто? Сейчас, говорит, водички принесу, отлежится. И – раз! – топором по голове! И второго купца – туда же! И третьего…
Кровь, крики, вопли… Но никто не услышал. Метель заглушила все. Степан Степанович, как заправский мясник, с купцами разделался. Трупы, значит, в мешки попихал, и в реку. Река-то у него, под самой мельницей течет. Удобно!
А потом принялся за сокровища. Все до последнего золотого самородка в телеги перегрузил, да на берег реки, под старый дуб, отвез. Выкопал яму глубокую, все туда свалил. И вот тут, понимаешь, черт дернул его! Взял он топор, да и отрубил голову старшему купцу, Афанасию. И в яму, к сокровищам, бросил. Мол, будешь, Афанасий, мои сокровища охранять! Чтобы никто не позарился!
Закопал он яму, землей присыпал, дерном прикрыл. И стоит, значит, довольный, как слон после купания. Думает – вот оно, счастье! Вот она, жизнь удалась!
Но тут, понимаешь, сердце его и подвело. Видно, не выдержало такой нагрузки. Бах! – и упал замертво. Прямо на свою лопату! Вот тебе и Наполеон! Вот тебе и сокровища!
А дальше – тишина. Только метель воет, да мельница скрипит. Никто не знает, что под старым дубом, на берегу реки, лежат сокровища персидские. И голова купца Афанасия, их охраняет.
Прошло, много лет. Мельница развалилась, сгнила. Дуб повалился от старости. А сокровища все лежат. И никто о них не знает.
Но однажды…
В эту самую деревню приехал, понимаешь, археолог! Молодой, энергичный, с горящими глазами. Услышал он легенду про мельницу, про купцов, про сокровища. И загорелся! Решил – найду! Докажу!
Начал он, раскопки. День копает, два копает… Ничего! Уже и руки опустились, и вера пропала. Но тут, значит, местный дед, старый, как мамонт, ему и говорит:
– Ты, говорит, под дубом копай! Там сокровища!
Но археолог – парень не промах! Лопату в руки – и копать под дубом. И точно! Наткнулся на сундук!
Открывает он сундук, а там – золото, драгоценности… и череп Афанасия!
Тут ему как станет страшно! Волосы дыбом, сердце колотится… Бежать бы, да жадность пересилила!
Схватил он сундук и побежал. А тут – откуда ни возьмись! – призрак Афанасия! Да с такими глазами, что у археолога аж пятки засверкали!
В общем, бросил археолог сундук и бежать! Бежал он долго, бежал он быстро… Но с тех пор заикается!
А сокровища так и лежат под дубом, охраняемые головой купца. И мельница стоит, как памятник жадности и злодейству.
Глава 2. Весенний рассвет Михаила.
Михаил, перешагнувший рубеж пятидесяти лет, являл собой живое воплощение несокрушимой силы и упрямой жизненной энергии. Годы оставили на его лице неизгладимые следы, словно карта, на которой выгравированы приключения, опасности и моменты глубокой задумчивости. Морщины, прорезавшие его загорелую кожу, лучились от уголков глаз, когда он улыбался, рассказывая истории о своих находках.
Его волосы, когда-то густые и иссиня-черные, теперь перемежались серебристыми нитями, которые искрились в лучах солнца, словно древние сокровища, случайно попавшие в его руки. Под густыми, немного нахмуренными бровями, горели пронзительные, серо-голубые глаза, в которых отражалась мудрость прожитых лет и неутолимая жажда новых открытий. В этих глазах можно было прочитать суровый опыт, но и вечный оптимизм искателя приключений.
Мускулатура Михаила, сформированная годами тяжелой работы и любовью к активному отдыху, оставалась поразительно крепкой. Широкие плечи, сильные