– В самом деле? – желчно усмехнулась мама, остановившись и полностью развернувшись ко мне лицом. – Мне сейчас послышалось, или ты только что попыталась выразить своё мнение? Тебя кто-то спрашивал? С чего ты взяла, что хоть кому-то интересно, о чём там мыслит твой скудный мозг?
Щёку продолжало печь от боли, но я стойко её игнорировала. Труднее обстояло дело с мамиными словами. Особенно после того как мы дошли до её кабинета, куда она с силой толкнула меня.
– Хватит. Приди в себя. Прекрати позорить нас перед людьми, – припечатала, захлопывая дверь изнутри. – Ты хоть представляешь, на кого ты все эти стаканы опрокинула, бестолочь? Чего ты достигла в этой жизни, чтобы показывать себя перед всеми? Забыла, для чего родилась, в каком мире мы живём, и кто ты такая? – отчитала меня. – Молись, чтобы Касьян всё уладил, а старик Караджа не настолько злопамятным оказался, и нам потом эта вся твоя неуклюжесть не аукнулась в будущем. Или у тебя память короткая, и ты уже забыла, о чём ещё Йылмаз Караджа говорил там, в гостиной, прежде чем назвал твоё имя? Или, может, забыла, что у тебя есть младшая сестра? Может, ты у нас и с претензией быть самой умной, но что будет, если, пока ты тут выпендриваешься и цену себе набиваешь, вместо тебя они заберут Эльвиру, раз твой папаша дал им слово? В шестнадцать по залёту только в добрый путь регистрируются браки даже в нашей стране, а до её дня рождения не так уж и долго осталось, как раз успеют с зачатием справиться.
И я подавилась всеми готовыми сорваться с языка новыми возражениями, уставившись на неё с ужасом.
– Ты же не серьёзно? Она же совсем ребёнок!
– Если забыла, мне и того меньше было, когда твой отец потребовал отдать ему меня. Лучше радуйся, что твой муж хотя бы молод и красив, а не как со мной было…
Её слова звучали до того правдиво и логично, что мне вдвойне стало страшно. А вдруг и правда мой отказ станет приговором для Эльвиры?
– Что, теперь включился твой мозг? – криво усмехнулась мама, заметив случившиеся во мне изменения. – Или, думаешь, если бы я смогла помешать, я бы не помешала? – упрекнула меня следом. – Таким, как Караджа, не отказывают, Эльнара. Никогда. И мы не откажем.
Её слова прозвучали похуже любого смертного приговора.
– Неужели это всё нельзя решить иным путём, без таких радикальных мер? – переспросила уже в откровенном отчаянье. – Что там за договорённость вообще такая, что надо объединять наши семьи?
Не готова я идти замуж. И точно не за первого встречного, пусть он сто раз молод и красив. Может мне вообще другой нравится? То есть, никакого другого нет, но а если бы был? Почему я вообще должна расплачиваться за чужое данное слово, о котором даже не знала?
Мама на это только тяжко вздохнула.
– Всем нам приходится чем-то жертвовать, – заявила неожиданно сочувствующим тоном. – Твоя жертва