Впервые имя Франца Кафки появилось на страницах отечественной печати еще при жизни писателя. В 1922 году А. Гвоздев в статье «Экспрессионизм в немецкой драме», опубликованной в журнале «Современный Запад», положительно высказался о кафкианских пьесах[1], возможно, перепутав писателя с драматургом-экспрессионистом Фридрихом Коффкой (1888–1951). Это было первое и на долгое время почти единственное упоминание имени Кафки в СССР. На страницах советской печати 1930–1940-х годов его имя практически не встречается – если не считать микроскопических, крайне нерегулярных упоминаний в литературных обзорах. Такие крупные советские интеллектуалы, как Анатолий Луначарский, Борис Пастернак, Марина Цветаева, Анна Ахматова, читали книги Кафки в немецком оригинале или в английских и французских переводах. Но произведения Кафки были совершенно недоступны широкому советскому читателю вплоть до начала 1960-х годов.
Но понемногу приблизился момент, когда откладывать перевод и публикацию книг Франца Кафки становилось уже неудобно, так как в Европе и США после 1945 года посмертная популярность Кафки переросла в настоящую «кафкоманию». Книги писателя начали массово печатать, переводить, интерпретировать, по ним стали снимать фильмы, ставить спектакли, оперы и даже балеты. После 1956 года в результате относительно либеральной политики хрущевской оттепели имя Франца Кафки начинает регулярно появляться на страницах советских журналов и литературно-критических сборников, посвященных зарубежной литературе ХХ века.
В январском номере журнала «Иностранная литература» за 1964 год появились новеллы «Превращение», «В исправительной колонии» и десять прозаических миниатюр. Это произошло ровно через 40 лет после смерти их автора. В 1965 году был опубликован знаменитый «черный том» Франца Кафки, куда вошли роман «Процесс», новеллы и притчи.
Однако вскоре путь Франца Кафки к русскоязычному читателю был прерван событиями в Чехословакии 1968 года, когда советские танки вошли в Прагу, чтобы остановить слишком либеральные реформы чешских социалистов. Писатель, которого уже 44 года как не было в живых, был посмертно объявлен «духовным отцом Пражской весны» и снова стал персоной нон грата в СССР. Публикация произведений писателя была приостановлена до середины 1980-х годов, несмотря на усилия крупных литературоведов и писателей протащить их в печать.
Ренессанс творчества Кафки начался в СССР в 1988 году. Благодаря энергичной помощи академика Дмитрия Лихачева было разрешено издать в приложении к журналу «Иностранная литература» книгу с фрагментами из «Дневников» Кафки и «Письмом отцу». В этом же году в журналах «Иностранная литература» и «Нева» опубликовали роман «Замок» в переводах Риты Райт-Ковалевой и Герберта Ноткина.
На данный момент на русский язык переведены все художественные тексты Кафки благодаря труду Соломона Апта, Риты Райт-Ковалевой, Герберта Ноткина, Валерия Белоножко, Михаила Рудницкого, Галины Снежинской, Леонида Бершидского и других переводчиков. Кроме романов, новелл, притч, афоризмов, писем и дневников писателя, в России переведены и опубликованы некоторые книги о его жизни и творчестве. Это биографии «Франц Кафка» Клода Давида, «Франц Кафка. Узник Абсолюта» Макса Брода, аналитические работы «Франц Кафка» Вальтера Беньямина, «Кафка: за малую литературу» Жиля Делёза и Феликса Гваттари и некоторые другие.
При этом об авторе романов «Процесс» и «Замок» написано гораздо больше. Количество научных трудов о его жизни и книгах давно не поддается подсчету: оно измеряется не томами, а библиотеками. Уже в 1961 году полный библиографический список работ по творчеству Кафки составлял более четырех с половиной тысяч названий.
Книга Рюдигера Сафрански «Кафка. Пишущий ради жизни» занимает промежуточное место между биографией писателя и аналитической работой. Интерпретируя романы и новеллы Кафки, Сафрански прежде всего сосредоточен на образах, раскрывающих проблемы отношения писателя к литературе, соотношения языка и действительности, другие герменевтические и семиотические вопросы творчества. Например, в новелле «В исправительной колонии» он интерпретирует пыточную машину, которая в течение 12 часов вырезает на теле человека слова его смертного приговора, как метафору просветления, в результате которого у человека через постижение или создание текста рождается иллюзия истины. В образах романа «Замок» Сафрански видит не только изображение гигантского бюрократического аппарата, но и метафору создания и интерпретации текста: «В “Замке” многое связано с процессом письма – там сочиняются письма, которые можно бесконечно толковать; беспрестанно составляются протоколы и акты, в которых письменно фиксируется все, что происходит в деревне». Кроме того, попытка землемера К. завоевать Замок, считает Сафрански, похожа на попытку самого Кафки «завоевать писательство и жить им». Так же как его герой, писатель потерпел в этом неудачу.
Подобная интерпретация романов и новелл Кафки не может быть единственной и не может исчерпать всей глубины кафкианских образов, но она, безусловно, имеет право быть высказанной и представляет большой интерес. Творческий труд действительно был самым главным в жизни писателя.