– А местное население?
Лицо Рашида стало мрачным.
– Выживают как могут. Многие бежали, но старики, больные и те, кому некуда идти, остались. Гуманитарной помощи не хватает. Больницы разрушены. Школы не работают. Воды и электричества нет уже третий год.
– И всё же люди возвращаются, – заметил Алексей. – Я видел семьи с детьми на улицах.
– Да, возвращаются, – кивнул Рашид. – Это их дом, как бы разрушен он ни был. Но положение тяжёлое. Особенно тяжело тем, кто пережил правление ИГИЛ (запрещённая в России организация).
Алексей подался вперёд.
– Что происходило в городе под их контролем?
Глаза Рашида потемнели.
– Ад, господин Верховский. Настоящий ад. Публичные казни, пытки, насилие. Они превратили центральную площадь в место для экзекуций. Каждую пятницу после молитвы – обезглавливания, побивание камнями, отрубание рук. Женщин продавали как рабынь. Детей забирали в тренировочные лагеря, где из них делали боевиков.
Он замолчал, а затем добавил:
– Моего брата и его семью убили на той площади. За то, что он преподавал историю и отказался жечь книги.
В комнате повисла тяжёлая тишина. Фарид опустил глаза.
– Мне жаль, – сказал Алексей.
– Это война, – пожал плечами Рашид. – Здесь у каждого своя история потерь. Именно поэтому мы продолжаем сражаться.
Он встал из-за стола.
– Я распорядился подготовить для вас комнату в этом здании. Это самое безопасное место в городе. Если хотите, могу организовать для вас экскурсию по городу. Думаю, вам будет полезно своими глазами увидеть, что здесь произошло.
– Буду признателен, – кивнул Алексей, выключая диктофон. – И хотел бы поговорить с местными жителями, если это возможно.
– Конечно, – Рашид слабо улыбнулся. – Фарид вас проводит. А сейчас, прошу меня извинить – у меня совещание с представителями коалиции.
Маджид Аль-Хасани, местный учитель истории, выглядел гораздо старше своих шестидесяти лет. Худой, сгорбленный, с глубокими морщинами на лице и потухшим взглядом. Они сидели в его полуразрушенном доме, где он жил с женой и тремя внуками – дети погибли во время бомбардировки.
– Я преподавал историю и литературу сорок лет, – говорил он, медленно помешивая чай в стакане. – Когда они пришли, мне запретили упоминать всё, что было до халифата. Сожгли библиотеку, уничтожили музей. Таблички с клинописью, которые наши предки хранили веками, разбили кувалдами.
Фарид переводил, а Алексей записывал на диктофон.
– Как проходили казни? – спросил он после паузы.
Маджид провёл рукой по лицу.
– Как праздник для них. Согнали весь город на площадь.