Преступная история США. Статуя кровавой свободы. Лев Вершинин

пожизненная каторга. Тут, правда, включилась семья, полагавшая, что «бедняжка Том наказан достаточно», засуетились бывшие «дорристы», быстро набиравшие влияние, и уже в 1845-м Дорр – «во имя гуманности и гражданского согласия» – был освобожден. Правда, уже в состоянии помешательства средней степени. Так что, к печали восторженно встретивших его поклонников, активного участия в общественной жизни больше не принимал. В 1851-м его восстановили в гражданских правах, в 1854-м – опять «во имя согласия» – приговор задним числом отменили, заменив «двумя годами уже отбытого заключения», а через пару месяцев он умер. Не знаю, было ли ему, живущему безвыходно (только прогулки по парку) в имении отца, известно о деле «Лютер против Уэбстера» – безуспешной попытке «дорристов» добиться признания законности своих действий в Верховном суде, – но совершенно точно, никакого участия ни как юрист, ни как участник событий он в этом деле не принимал. Впрочем, узнай Томас Уилсон Дорр от какого-нибудь доброго волшебника, что в далеком 1988 году его имя будет официально внесено в список законных губернаторов штата Род-Айленд, ему, наверное, было бы приятно…

      Часть II. Белое и черное

      Глава 7. Банды Нью-Йорка (1)

      Ехать надо!

      Все началось с огораживаний. Тех самых, когда «овцы съели людей», а кого не съели, оказались в старой доброй Англии лишними, и сбрасывать их, поскольку Остров сухопутных войн не вел, а флот поглотить всех не мог, было категорически некуда. Бывшие вольные йомены, став бродягами, переполняли страну, и никакие законы о бродяжничестве, никакие работные дома и виселицы проблему не решали. Поэтому, в отличие от того же Мадрида, рассматривавшего колонии, в основном, как сырьевую базу плюс дополнительный источник наполнения бюджета, для Лондона новые земли были спасением от назревавшего и уже не раз прорывавшегося социального взрыва. Туда можно было выдавить и мешающих строить дивный новый мир идеалистов – квакеров, «чистюль»-пуритан и прочую идейно заряженную живность – и просто «лишних людей», переизбыток которых делал нормальную жизнь ненормальной. К тому же новые земли, подаренные вельможам из королевского окружения, нуждались в заселении, и вопрос об организации выезда вышел на уровень государственной программы, под которую власти готовы были снимать с потенциальных эмигрантов все претензии, вплоть до уголовных. А вот тут имелись сложности. Если сектанты, народ сметливый и не вовсе уж нищий, а то и вовсе зажиточный, побившись лбом об стенку, рано или поздно все понимали правильно, складывали вещички, нанимали суда и отправлялись в Америку на свой кошт, то помянутых «лишних людей» следовало как-то стимулировать и подталкивать. Ибо в высоких материях они ничего не смыслили, были тяжелы на подъем, пугливы, да еще и без гроша за душой.

      И началась работа с массами. По английским работным домам, по трущобам, по каторжным отвалам, – а затем и по континенту, где громыхала Тридцатилетняя война и жить становилось невыносимо, – пошли