– Брут, дружище, завтра мы отправляемся на охоту! – сказал я, но погладить его всё еще не решался.
Окинув глазами комнату, я нашел, что искал – плетеный короб, куда могла бы поместиться собака.
– Ну, – подмигнул я псу, – давай спать, что ли! – И задув свечу, лег.
Когда я проснулся, было ещё темно, но небо на востоке уже начинало светлеть. Стараясь не шуметь, я взял ружьё, надел на пояс патронташ и пристегнул к ошейнику пса поводок. Брут не выразил ни малейшего недовольства этим обстоятельством. Прихватив короб, я вышел на улицу. Пробравшись в курятник, вывел кобылу и, открыв короб, приказал собаке сесть в него. Брут попятился назад и тихо зарычал. Положение было глупейшее. Отбросив короб в курятник, я отцепил поводок и вскочил в седло.
– Чёрт с тобой, проклятая псина! – бросил я через плечо и, вставив ноги в стремена, легонько стукнул лошадь в бока.
Кобыла резво помчалась по утренней росе к городу Т*, через который лежал мой путь.
Каково же было мое удивление, когда я, спешившись у колодца, чтобы попить самому и напоить лошадь, услышал прерывистое собачье дыхание! Пёс бежал за мной не менее трех часов! На него было жалко смотреть: язык вывалился и свисал чуть ли не до земли, на боках и груди – налипли семена трав и колючки.
– Молодчина, Брут! – в первый раз за всё время нашего знакомства я потрепал его за ухом.
Отдохнув немного, мы отправились дальше. Я на кобыле герра Штраупа, и Брут. Однако через две-три версты собака стала отставать. Я перекинул пса через седло, словно тушу, и мы продолжили путь. Лошадь тоже прилично выдохлась, и остаток пути мы уже не мчались во весь опор, а шествовали чинным шагом. Я желал попасть в замок до темноты, ибо помнил, что в С* нет даже масляных ламп.
Мы как раз проезжали виноградники, когда я заметил странную фигуру, закутанную в плащ. Человек шёл в направлении замка. Обгонять идущего мне не хотелось, но выбора не было. Поравнявшись с ним, я остановился. Путник заметил меня и, скинув капюшон, поприветствовал кивком головы. Это был монах. Я понял это, увидев тонзуру с пятак на его голове.
Я спешился. Странник произвел на меня самое благоприятное впечатление. У него был высокий, умный лоб и очень ласковые, лучистые глаза, от которых к вискам разбегалось множество морщинок, – было видно, что их обладатель часто улыбается. Монаха в нём выдавало и солидное брюшко, подпоясанное кушаком, за который он прицепил котомку для подаяний. Я вытащил несколько монет и протянул ему.
– Спасибо, брат мой, да сохранит тебя Господь! – монах склонил голову, снова продемонстрировав маленькую лысинку. – Вы тоже держите путь в этот замок? – Он махнул широким рукавом в сторону замка.
Не люблю описывать пейзажи и прочие красоты природы, но не могу удержаться: замок С* в лучах заходящего солнца был торжественно прекрасен. В такие моменты я жалею, что не поэт, ибо в самом величии этой красоты,