– Да, это, кажется, единственное, что я могу, – проговорил Ирвин, потрясенный признанием. – Единственное, что я могу для тебя сделать. И я постараюсь, очень постараюсь.
Сандра подняла на него взгляд – темный и томный.
– Надеюсь! – Сандра убрала руку от свечи. – Очень надеюсь.
– А можно вопрос? – Ирвин охмелел и осмелел. – Правда не совсем корректный…
– Ну что ж, раз мы об этом заговорили – спрашивай.
– Неужели ни один из твоих мужей не смог оценить…
– Ах, мои мужья?.. – Сандра поняла вопрос с полуслова. – Не Лайза ли тебя просветила насчет моей семейной ситуации? Хотя не помню, чтобы я просила ее об этом рассказывать кому попало.
– Это я виноват.
Ирвин покраснел, изо всех сил надеясь, что в полутьме это не будет заметно.
– О, как мы защищаем нашу безотказную ассистентку, – горько усмехнулась Сандра – и снова протянула пальцы к огню свечи, словно пытаясь ее неверным пламенем согреть похолодевшие руки, как греют замерзшую душу.
Ирвин опять оробел. Неуверенно произнес:
– Знаешь, насколько я успел понять, Лайза всем старается сделать лучше – правда это не всегда у нее получается.
– Впрочем, мне все равно, что тебе рассказала угодливая и разговорчивая ассистентка. Обо мне говорят все и всё. Все, кто хочет, всё, что угодно, – кроме правды. Ибо ее знаю только я. А я ее никому открывать не собираюсь.
Она осеклась на полуслове и снова взглянула в растерянное лицо Ирвина, прямо в глаза – решительность боролась с нежностью.
– Никому, кроме тебя, Ирвин. Тебе я скажу все как есть. До встречи с тобой я не представляла себе другой возможности сохранить жизнь мотыльку. Да, мне пришлось вести тяжелую борьбу – если не за любовь, то за элементарное существование. Вот-вот то, что люди называют моей красотой… и что мне еще не довелось увидеть, – эти слова Сандра произнесла с особым значением, – эта так называемая красота увянет – и что же останется мне? Вот я и пыталась хоть таким образом превратить ее в капитал. Ведь только удачное замужество может обеспечить женщине приличное состояние – и необязательно, чтобы брак был по обоюдной любви. Звучит грубо, да, не спорю. Правда вообще груба. Каждый борется за жизнь как умеет. Да я и не умею бороться, а с людьми – тем более. Пусть говорят, что хотят. – Она грациозно махнула рукой. – Давай лучше выпьем и забудем эти грустные темы!
– Давай, – охотно согласился Ирвин и подлил ей шампанского.
После очередного глотка Сандра порозовела, глаза заблестели. Полетели шутки, то невинные, то вольные, и всякая цепляла Ирвина, заставляла хохотать от души. На какое-то мгновение он почувствовал себя не то игрушкой, которой забавляется котенок, не то рыбой, которой кидают блесну. По крайней мере уж лучше быть крупной рыбой, мысленно посмеивался он над собой, слушая, как Сандра веселится, рассказывая подробности о своих мужьях-оригиналах. А попробуй