Чекист, присматривавший за нашей семьёй, рекомендовал чину обратиться за помощью к моему отцу. Отец мой, добрая душа, многих в посёлке лечил. Дар его был светел и проявился очень рано и мощно.
Лечение девочки было успешным. Три сеанса гипноза. Девочка выздоровела.
На чина из НКВД написали донос («коммунист, а пользуется услугами какого-то шарлатана! да ещё и члена семьи… сами знаете, кого…»). Чин, спасая себя, упрятал отца в тюрьму.
Выбил показания. Но до суда дело довести не успел. Сам был арестован.
В 1945 году отца выпустили. Он долго болел. Горлом шла кровь.
На фронт он так и не попал.
В 1954 году отец узнал об освобождении деда. Дедушка прислал ему письмо. Делился радостью, строил планы на будущее. Просил пока не приезжать и не встречаться с ним. Не знаю, какие доводы и объяснения подобной просьбе он приводил в своём письме (откровенность в письме могла плохо закончиться и для деда, и для отца), но семья всё поняла.
И бабушка, и отец мой остались в Казахстане.
Ждали встречи. А потом… Потом узнали, что возвращаться некуда и не к кому.
Чужие люди похоронили деда. Хотя… Можно ли назвать казённую кремацию – похоронами?
Не ритуал, заметание следов.
Замело время… Рассыпало, развеяло прах.
Жестокое, страшное, подлое время!
В 1957 году бабушка умерла. Должно быть, она очень переживала смерть деда. И ещё то, что они так и не встретились…
В 1958 году мои родители встретились и поженились.
В декабре 1959 года я родился.
Болел краснухой и свинкой.
Питание было плохое. Воду брали из колонки во дворе. Я не любил пить эту воду из стеклянного, прозрачного стакана. В воде стояла мутная, жёлтая взвесь. Противно было смотреть на эту воду.
Из металлической кружки – как-то легче. Не видно…
Глупость!
Я не любил и боялся людей. Во жила дворняжка. Забыл, как звали её… Она играла со мной.
Привозили молоко. Холодильников не было тогда. А летом в тех краях – жарко.
Потом была какая-то желудочная инфекция.
Зимой – холод и пронизывающий ветер.
Та зима была особенно холодной. В январе отец простудился и слёг. Пневмония. Болезнь развивалась быстро.
Лёгкие у отца были отбиты ещё сапогами чекистов. Жизнь в степи здоровья не прибавила.
В январе отец умер.
Мать плакала. Степь казалась ей кладбищем. Гиблым местом. Она говорила, что надо уезжать отсюда. Точнее – бежать. Говорила, что есть родственники в Москве. Какие-то очень дальние родственники. Они примут, хотя бы на несколько дней. Потом всё устроится…
Она была явно не в себе. Она помешалась. Но мне было всего пять лет, и она была для меня мамой. Единственным родным человеком. Поводырём моим в этом мире, опорой моей.
Любимой мамой.
Она говорила: «я не брошу тебя!»
Зачем…