Вот тут матку проняло. Лицо ее перекосилось от ненависти.
– Блефуешь, инквизитор! – буквально выплюнула она.
– Могу продемонстрировать. Сейчас ты станешь вылизывать мои ботинки, все осознавая, но будучи не в состоянии противостоять моей воле. Хочешь?
– Попробуй!
В голосе кромешницы звучала неприкрытая угроза, но вот как раз она‑то и являлась блефом: пока действовали «узы Пустоты», пленница ничего не могла сделать, как бы ни старалась. Улыбка инквизитора стала шире: он знал, что получит удовольствие от того, что сейчас сделает. В конце концов, за все свои гнусные деяния в Базовом мире, за многочисленные отнятые жизни, включая последнюю жертву – бойца Святого Ордена, матка заслужила тысячекратно более жестокую кару.
Шестаков настроил сознание на волну действующего заклятия «уз» так, как его учил командор, и внес небольшие изменения. Ощутив, что нужная перемена произошла, он просто отдал мысленный приказ.
Матка, видимо, почувствовала, что творится, и попыталась наброситься на своего врага, но «узы» удержали ее на месте, причинив, к тому же, нешуточную боль. А через секунду стала действовать и повелевающая часть аркана. Кромешница оказалась во власти неведомой силы, которая пригнула ее к полу и поставила на колени. Пустотная тварь бешено сопротивлялась, но противостоять мощи «уз» была не в состоянии. Шестаков вытянул под столом ноги в тяжелых зимних ботинках, и кромешница во всех деталях узрела то, на чем ей придется навести глянец собственным языком. Давно захваченное тело, улучшенное и еще недавно такое послушное, сейчас напрочь отказывалось подчиняться. Осталось сделать всего лишь шаг на коленях и…
– Хватит! – почти прорычала матка.
– Не понял, – отозвался Шестаков. – Еще раз и почетче!
Давление аркана не уменьшалось.
– Прекрати это, слышишь?! Что ты хочешь знать?
– Будешь отвечать на вопросы?
– Да! Будь ты проклят!
– Вот и ладненько, – Сергей Александрович спрятал удовлетворенную улыбку и отменил ментальный приказ.
Он встал из‑за стола и, медленно обойдя его, забрал гостевой стул, на котором еще недавно сидела «Камышина». Вернувшись на место, он поставил его напротив своего кресла и, удобно устроившись в последнем, водрузил ноги на стул. Продемонстрировав таким образом, кто тут является хозяином положения, Шестаков спокойно встретил пылающий ненавистью взгляд своей визави.
– Можешь сесть, – не особо маскируя свой издевательский тон, предложил он, – если найдешь куда.
– Премного благодарна! Но я лучше постою. – Способность к сарказму вернулась к кромешнице удивительно быстро.
– Дело твое. – Тон Шестакова резко сменился, став жестким и требовательным. – Итак, начнем. Сколькими своими выродками ты уже успела осчастливить человечество?
– Многими, – нагло