– Это весьма естественно: во мне ничего, кажется, нет примечательного… Но я должен извиниться перед вами, Варвара Матвеевна, и перед вами, Алексей Петрович, что вас задерживаю на улице. Позвольте проводить вас до вашего дома… Мне почти по дороге.
Вера с видимым волнением следила за неожиданным сведением знакомства между ее домашними и Леониным. Когда Леонин предложил их проводить до дома, она тотчас обратилась к отцу и сказала:
– Пойдемте, папа́, уже поздно, и я невольно виною тому, что Анатолий Васильевич вас задержал.
Снегин пошел с дочерью вперед, а Леонин, не всходя на узкий тротуар, следовал за ним по мостовой рядом с Варварой Матвеевной.
– Я много слышал доброго о вас от моих приятелей Крафтов, – сказал Леонин.
Недобрые люди вообще охотно слышат, что их называют добрыми. Лицо Варвары Матвеевны несколько прояснилось.
– Неужели? – сказала она. – Впрочем, они сами добрые люди. Я их вижу не часто, но они добры к моей племяннице, которую я очень люблю. – Глагол «любить» имеет в некоторых устах какой-то особый, поразительно фальшивый звук, и к таким устам принадлежали уста Варвары Матвеевны. Звук не ускользнул от уха Леонина; но жизнь уже успела его ознакомить с такими впечатлениями, и он спокойно ответил:
– Я не раз слышал об этом от Карла Ивановича и его жены. Они почтенные люди, и я очень дружен с их сыном.
Уже стало светло. Пасха в 187… году была поздно в апреле. Побледневший добела месяц спускался к Воробьевым холмам, а влево от Кремля уже алело и золотилось утреннее небо. Движение на улицах стихало, но еще не прекратилось. Несколько фраз об этом движении, погоде, свежем воздухе и о том, как было тесно и жарко в церкви, дали Леонину возможность продолжать разговор с Варварой Матвеевной до той минуты, когда все остановились у входа в дом, где жили Снегины. Здесь он откланялся, выждал, чтобы Варвара Матвеевна вошла в дом, и тогда сказал Снегину:
– Надеюсь, Алексей Петрович, что вы позволите соседу навестить вас на праздниках.
– Милости просим, буду очень рад, – отвечал Алексей Петрович.
– До свидания, Вера Алексеевна, – сказал Леонин, подойдя к Вере и подавая ей руку; потом он вполголоса прибавил:
– Буду завтра.
III
– Меня беспокоит Вера, – сказал Алексей Петрович, не дотрагиваясь до чашки кофе, которую ему налила Варвара Матвеевна.
– Ваш кофе простынет, – отвечала Варвара Матвеевна. – Что же вас беспокоит?
– Разве вы не замечаете перемены в лице, даже в голосе? Словно перемогает нездоровье, но перемочь не может.
– Вы всегда легко тревожитесь. У всех людей в иные дни вид как будто другой.
– Она почти ничего не ест за обедом и стала еще молчаливее, чем прежде.
– И это вам кажется. Вы так много о ней думаете, что под конец воображение разыгрывается.
– Нет, не воображение. Отцовский глаз зорок.
– Она всегда