Что на тебя нашло, черт возьми? Мы не разговариваем – это наша фишка. Я даже не смогла написать тебе прощальное письмо. О котором ты никогда не узнаешь, потому что я тебе не расскажу. Видишь, Витя? Мы не раз-го-ва-ри-ва-ем! Эти мысли я тоже оставлю при себе, потому что собираюсь промолчать и на этот раз.
– А мне больше не хочется прятаться. – Витя не собирается останавливаться. – Мне тридцать шесть. Я хочу разобраться, что происходит. То, что мы расстались, было ошибкой?
Да что же ты творишь?
– А, так у тебя кризис? Конечно, давай поговорим. Почему бы нет, раз у тебя проблемы.
Витя как будто не слышит ядовитый, саркастический тон, которым я пронизываю каждое слово.
– Что сейчас между нами происходит? Ну глобально. Мы друг другу кто?
– Ты почему со мной вопросами разговариваешь? Что с тобой произошло?
– Хорошо, давай не вопросами. Я вижу, ты сама не своя.
– Да, конечно. Я только что вернулась хрен пойми откуда.
– Я знаю. Ты думаешь, на меня это никак не повлияло? Я не знаю, что ты пережила. Уверен, это было страшно. Я тоже много думал.
– Ах, он думал. Зашибись. Думал он, пока я там подыхала.
– Я с тобой поговорить пытаюсь. Типа, вот я здесь. Привет!
– Почему нельзя просто есть эти чертовы котлеты? Я для тебя готовила, знаю, ты их любишь.
– Спасибо.
– Да на здоровье! Ну что ты за человек, зачем разговаривать? Ты чего пытаешься добиться, я не пойму.
– Я серьезно. Мне можно доверять.
– Тебе? Правда? Это после больницы ты мне помог?
Вижу, как меняется его лицо. Да-да, если уж мы трогаем запретные темы, то давай не останавливаться на полпути. Ты думал, я позволю тебе выглядеть тут благородно? Черта с два, мы слишком хорошо знакомы, чтобы ты передо мной кого-то играл. Когда я загремела в больницу, ты приперся ко мне только на третий день с конфетами и жалким видом. Где ты был до этого, почему отвечал на звонки урывками по три-пять слов? Говорил, что работаешь по двенадцать часов и не успеваешь привезти мне вещи в приемные часы с семнадцати до девятнадцати. А отпроситься? Ты был с ней, да? Потом оправдывался, что не понял, как это важно, ты же не разбираешься в женском здоровье. А что тут разбираться, я в больнице, дебил. Если человек в больнице, значит, это серьезно. Кто добровольно туда ляжет?
– Опять ты об одном и том же.
– Это такая ерунда, действительно.
– Да, точно. Как и твоя амнезия.
– Что ты сказал?
Все, что от тебя требовалось, – сделать вид, что все хорошо. Разве это так сложно? Вся та злость, которая ежилась в горле, опала. Теперь с той же силой, что готова была ругаться и кричать, я хочу расплакаться.
– О нет. Послушай, я случайно…
– Нет, ты скажи, что имеешь в виду.
– Ну, это все звучит неубедительно. Как только Катя тебе верит?
– А она верит?!
– Вроде да. Ты же знаешь ее, она… – он рисует вилкой в воздухе загогулину, – наивная.
Витю я уже теряла, а Катю еще ни разу.