Все живое вдруг заснуло
И живет в красивых снах.
Снится толстым бегемотам,
Что они теперь стройны.
И солдатским снится ротам
Мир без ужасов войны.
Даже глупые гиббоны
Спят, качаясь на хвостах…
Вот оказия какая
На Гавайских островах.
Частушки
Неповторимое чудо – частушка. Понятно, что без матерка – это уже не частушка.
Однажды Иосиф Кобзон тяжело болел. Я через день звонил в больницу. Трубку брала жена. Однажды звоню:
– Неля, как дела?
– Вот сидит на кровати, поет частушки.
– Значит, выздоравливает. А что он поет?
– Ну, это я не могу повторить. Спросите сами. – Передала трубку Иосифу.
– Что ты там поешь?
– А вот послушай:
На горе стоит больница,
Все боятся в ней лечиться,
Там лежит один больной —
Яйца медны, х…й стальной.
Кто же их сочиняет? Не народ, конечно. У каждой частушки есть автор. Я как-то попробовал…
1979 год. Режиссер Вилен Новак снимает фильм «Вторжение» – по моему сценарию. Сюжет такой: за три дня до войны молодой пограничник знакомится с девушкой. Любовь.
Режиссер попросил написать частушки, которые поют под окном во время любовной сцены героя и героини.
Сел сочинять. Мучительное оказалось дело. Без матерка ничего не получается, с матерком – как по маслу.
Эх, мать-перемать,
Нашу власть нельзя понять:
Кто раздет и необут,
Того больше всех е…ут.
С трудом выдавил из себя несколько штук более-менее приличных.
Полюбила я миленка,
С портупеей гимнастерка,
Едва милого встречаю,
Сразу ноги раздвигаю.
Наши девки пляшут польку
И не могут менуэт,
Балалаечнику Кольке
На ходу строчат минет.
В редакции киностудии подняли визг. В итоге в фильм вошли пионерские. Типа вот этой:
Ох, Ока, да ох, Ока,
Ох, и чистая река.
Я на окском берегу
Честь свою не сберегу.
Дьявол не пьет, не курит
1991 год. Работаю над фильмом «Россия, которую мы потеряли». Изучаю жизнь наших царей: Александра Третьего, Николая Второго… В разговорах (особенно с музейными работниками) узнаю много живых подробностей, которых не найдешь в учебниках. И сразу государь становится живым человеком, а значит – роднее, ближе.
Николай Александрович Романов жалуется своему духовнику, отцу Василию: вот, мол, грешен, батюшка… Выпиваю, курю…
Отец Василий:
– Дьявол не пьет, не курит, не прелюбодействует. Тем не менее он – дьявол!
Отец Николая Романова, Александр Третий, тоже любил выпить. Супруга строго следила за ним. Бывало, выйдет из комнат, а Александр Александрович, подмигнув адъютанту, вытаскивает из-за голенища сапога фляжку с коньяком… И приговаривает:
– Голь на выдумку хитра!
Дума
Я в Думе с 1993 года. Первые созывы все грозились разогнать, теперь уже и не заикаются – Дума абсолютно