– Ты разве, не слышишь?.. – крикнула ему, прямо в ухо бомжиха.
– Чего?.. – вопросительно кивнул головой Угрюмый.
– Вроде, гудит что-то!.. – продолжала орать не менее пьяная нищенка, тащившая за собой весь свой скарб.
– Сейчас посмотрим!.. – завертел головой Васька. А когда оглянулся назад, то мгновенно понял, что уши его, уже давно раздирает электровозный гудок, несущегося прямо на них поезда. К сожалению, предпринимать что-либо, было уже поздно…
Машинист электровоза, ещё издали, увидел на своём пути, кое-как плетущихся, оборванцев. Включив звуковой сигнал, он ещё и попытался остановить многотонный состав, успевший разогнаться до приличной скорости. Однако уж слишком длинным был тормозной путь, да встречный «товарняк», заглушавший его гудок – так и не позволили ему, предотвратить трагедию. Оба бомжа, словно мошки – в буквальном смысле, были размазаны о буферную часть локомотива…
Мгновенная смерть – это такой исход, при котором погибший, расставаясь с жизнью, практически не испытывает каких-либо мучений. Именно такая участь, настигла участников похода «за счастьем», под колёсами скорого поезда «Москва – Владивосток», в трёх километрах от Омского железнодорожного вокзала.
«…Как же, так получилось, что я, ничего не почувствовал?.. Просто приподнявшись, над пронёсшимся, прямо подо мной электровозом – я взял, да и взмыл в самое небо!.. А где, кстати, Синюга?..»
«Заруби себе, на носу: никакая я тебе, не Синюга!.. Отныне, прошу обращаться ко мне, как к Раисе Максимовне!..»
«Во, дела!.. Я разговариваю, не открыв рта!.. Не иначе, телепатия!.. Очевидно, она летит где-то рядом, и мы можем общаться с ней, мысленно!.. Во, чудеса!..»
10 июля 1991 года. Та же ночь
– …Юрий Александрович Громов, родившийся 5 марта 1950 года, умерший 10 июля 1991-го, в 3:57 местного времени, от инфаркта?.. Это так?.. – тихо произнёс чей-то голос.
– Верно! – ответил Юрий, оглядываясь по сторонам, в надежде увидеть того, кто задал ему, сей вопрос. Однако ничего – кроме белого, как молоко, и все обволакивающего тумана – он так и не различил.
Только что, пролетев белоснежный, витиеватый и длиннющий коридор, он оказался в каком-то непонятном, безграничном и невесомом объёме.
Абсолютная тишина и покой этого: ни то безразмерного сосуда, ни то безграничного помещения – создавали комфортные условия, для фривольных и абстрактных размышлений. Они же, располагали и к простому и беспечному разговору. Потому Громов, с нетерпением и ждал продолжения, начатого было, диалога, с неизвестным собеседником. Вот только следующего вопроса, так и не последовало. За то, после гнетущей и продолжительной паузы, переполняемой звенящей тишиной, Юрий Александрович,