На самых знаменитых полотнах Тамары изображены ее современницы, молодые женщины, чьи роскошные фигуры излучают уверенную сексуальность, столь же характерную для 1920-х, как танцы Жозефины Бейкер. Тамара всегда говорила, что у них с Жозефиной много общего, хотя ни разу не предложила написать ее портрет: «У всякого, кто смотрел на эту женщину, от томления подкашивались колени. Она изначально выглядела как моя картина: я не могла просить ее позировать».
Другой поклонницей таланта Жозефины была поэтесса и богатая наследница Нэнси Кунард. Англичанка Нэнси тоже покинула родину и поселилась в Париже, но, хотя они с Тамарой были завсегдатаями одних и тех же ночных клубов, баров и вечеринок, Нэнси водила близкую дружбу с парижскими художниками-авангардистами. Той осенью она рассталась с дадаистом Тристаном Тцара и влюбилась в одного из основателей сюрреализма Луи Арагона.
Нэнси росла одинокой девочкой, книжным червячком и полной противоположностью своей ненасытной до общения матери; противостояние с последней укрепило ее решимость начать новую жизнь в Париже. За восемь лет в столице Франции из английской аристократки она превратилась в типичную левобережную радикалку [3]. Короткая стрижка, глаза, обведенные сурьмой, предплечья, унизанные браслетами из эбена и слоновой кости, и длинный список любовников, в числе которых был чернокожий джазовый пианист из Джорджии.
В середине 1920-х в Париже оказалась и Зельда Фицджеральд. Красавица с американского юга родом из маленького алабамского городка, «стройная и гибкая», с «капризно чарующим ротиком» [4] стала прототипом изящных современных героинь своего мужа, писателя Скотта Фицджеральда. Таллула Бэнкхед была подругой детства Зельды; она ей восхищалась и в своей семье ощущала себя пухлым неуклюжим гадким утенком, но в пятнадцать лет стала морить себя голодом, похудела и выиграла журнальный конкурс на небольшую роль в кино. Ее ждала карьера на Бродвее и в театрах Вест-Энда; в 1925 году она блистала на лондонских театральных подмостках. Никого похожего на дерзкую, остроумную, роскошную Таллулу лондонские зрители не видели.
Американцы, в свою очередь, вздыхали по другой экзотике – истинной английской аристократке леди Диане Купер. В 1920-е годы она гастролировала по США со спектаклем Макса Рейнхардта «Чудо». Диана была младшей дочерью восьмого герцога Ратленда, то есть находилась одной ступенью ниже британской королевской семьи и росла в золоченой клетке, из которой должна была выпорхнуть прямиком в объятия богатого и титулованного супруга. Но она влюбилась в мужчину, у которого не было ни денег, ни статуса,