– Мне не двенадцать и даже не четырнадцать! – приходилось напоминать о своем возрасте, чтобы не выглядеть посмешищем среди подруг. – Это я не надену!
– Ну и чем тебе не нравится это платье? По-моему, оно очень хорошенькое, – разводила мать руки в стороны, дескать, не угодишь дочке ничем.
– Если оно тебе так нравится, то носи его сама! Мам, мне уже шестнадцать! Могу я сама выбрать: во что мне одеваться, а?
После многочисленных баталий этот вопрос Лара отстояла. Отец – Игорь Сергеевич – поддержал дочь, и общими усилиями они убедили мать в том, что у неё имеется свой вкус. Больше Ларисе не мешали выбирать вещи и даже моделировать их так, как хочется. Оставалось разобраться с личной жизнью, которую мать контролировала сверх меры. И ладно, если бы был повод! Скоро Ларе должно было исполниться семнадцать, но Елену Семёновну не интересовало то, что девочка давно выросла. Ей проще было считать дочь школьницей, подростком, но не самостоятельным взрослым человеком, с интересами которого стоит хоть иногда считаться. И главная борьба за самостоятельность Ларисе только ещё предстояла. Впрочем, она старалась слишком на этом не фокусироваться. Парня у неё пока не было, а когда появится, там и решится как-нибудь и всё остальное.
Наташкины кроссовки пришлись по ноге, и поэтому Лариса не просто прибавила шаг, а вскоре, действительно, перешла на лёгкий бег. Она успела, влетела в аудиторию вместе со звонком, радуясь тому, что пунктуальный Илья Владимирович на этот раз где-то задерживался. Лара кивнула девчонкам-приятельницам и плюхнулась за свою парту. Группа у них была небольшая – двенадцать человек, поэтому размещались в кабинете свободно: кто, где хотел. Лариса сразу заняла себе вторую парту в правом (ближнем к двери) ряду, со школы любила это место. Перед ней сидели две девчонки: Ритка и Алёнка, а за ней, через парту, ещё две девчонки – Ольга и Светка. Они дружили между собой, только Лариса предпочитала держаться ото всех подальше. Понимала, что после учёбы она вряд ли пойдет работать в общепит или откроет свой ресторан. Лара училась исключительно для себя, а не для общества. В училище таких групп набиралось три, а кроме них было две группы хлебопекарей.
Едва отдышавшись, девушка почувствовала на себе взгляд и, не сомневаясь в том, что это буравит ей затылок Лаврентьев – единственный парень у них в группе, позволила себе, не оборачиваясь, показать ему кулак. Дескать, только попробуй заложить, что опоздала, дам по шее.
– Ну, ты… Кареловская, – дошел до неё его злой шепот, – Все равно заложу, слышишь?
– Да пошёл ты! – огрызнулась она, оборачиваясь к нему, – Мне чихать! Можешь сколько угодно перед Илюшей на задних лапках ходить, все равно он тебе зачёт не поставит.
– Это