Расстреляны в Новороссийске. Геннадий Куров

раскулачивания обернулась резким падением производства зерна и мяса, этот социальный «эксперимент» отозвался и на судьбе самого отца. В начале тридцатых он был введен по рекомендации А. И. Микояна в состав бюро Азово-Черноморского крайкома партии, ведал хлебными заготовками. Неудачи, которым Петр Андреевич при всем желании не мог ничего противопоставить, стоили ему наказания – он был от работы в крайкоме освобожден.

      Но когда он еще работал в крайкоме, я уже хорошо помню его товарищей. К тому времени у отца была новая семья, я жил с матерью, но часто приезжал. Помню Ларина – первого секретаря крайкома, Ворошилова, Пивоварова. Там впервые увидел Баннаяна. Его Микоян пригласил, кажется, из Грузии.

      Как они работали! Почему-то (действительно не понимаю) на отдых члены бюро уезжали аж в Новочеркасск. Приезжали на свою дачу уже ночью, замученные – дорога дальняя и ни к черту, – слова вымолвить не могут. Садились за стол, выпивали по стакану чая с половинкой карамельки… Глядишь, снова оживают, начинают спорить, что-то обсуждать… Не знаю, наверное, в них еще с революции, с гражданской заведена была в душе какая-то пружина, и они не давали себе ее отпустить. Эти люди действительно чувствовали себя ответственными за революцию, за все, что делали. И спорили меж собою, бывало, жестоко…

      На взгляд иного обывателя, жили они не по-людски. Одевались более чем скромно – гимнастерка, тужурка, галифе. Дома – ничего лишнего, да им и некогда было что-то еще домой тащить. Вот только книги. Денег было негусто. Помню, отец заказал мне костюм и туфли, так расплатиться было нечем. В Новороссийске, как вы знаете, он очень много внимания уделил озеленению города, а у самого перед домом росло два персиковых деревца. И до того некогда ему было о них позаботиться, что и росло на этих деревцах по два персика…

      Зато в чем он не знал устали – в постоянной учебе. И в Ростове, и уже здесь, в Новороссийске. На полке у него стояли зачитанные тома Ленина, Гегеля, классических и современных философов. Философия вообще была его коньком. Я даже так скажу: они, революционеры, рожденные в простых трудовых семьях, словно бросали вызов судьбе, овладевая все новыми и самыми трудно поддающимися знаниями. По настоянию Баннаяна все руководители города изучали работы Ленина, он сам вел эти занятия. А отец нанял преподавателя и овладел высшей математикой. На вопрос «зачем?» отвечал: «Я не могу судить об экономике, не разобравшись во всем сам».