Окаянные дни. Иван Бунин

показаться странным, но чаще всего упоминаемый (а главное, цитируемый) Буниным писатель – Герцен. Бунин не перечитывал «Былое и думы» в 1918–1919 годах, однако, несомненно, держал их в голове как ориентир для описания своего опыта в постижении исторических событий. Герцен был не только революционером, но и писателем, пытавшимся понять революцию, и уже этим интересовал Бунина. В отличие от Герцена, Бунин никогда не писал о себе как об участнике истории, ему была гораздо ближе позиция наблюдателя, но в «Былом и думах» его привлекала сама идея рефлексии, в которой он находил многие близкие для себя мысли (в частности, об истоках революции). Можно сказать, что Герцен был для Бунина одним из самых «значимых других»: расходясь с ним в ценностях, он отдавал должное его осмыслению русской истории как «включенного наблюдателя».

      Александр Герцен[4]

      Нельзя не отметить и еще одну перекличку «Окаянных дней» – с «Несвоевременными мыслями» Максима Горького. Несмотря на то что последние сразу предназначались к печати, их тоже отличает предельно личное и пристрастное отношение к революции и революционному насилию. Такое обращение к личному, субъектному и субъективному началу и у Бунина, и у Горького было связано среди прочего с тем, что в это время еще не сложился «объективный», научный язык, которым можно было бы описать революцию. Рискну предположить, что оба таких разных писателя – каждый по-своему – были уверены, что революция всегда обращается к личному и отклик на нее должен быть соответствующим.

      Из современных (и типологически близких) текстов у «Окаянных дней» больше всего общего с «Дневником» Александра Бенуа: совпадения касаются и топосов – к примеру, порядка (носителями которого также выступают немцы) в противоположность революции, – и, что гораздо важнее, мотивной структуры. И в «Окаянных днях», и в «Дневнике» есть такие мотивы, как необоснованное насилие новой власти, подчинение личности государству и обобществление частной собственности, замещение реальности (роковой) иллюзией. Впрочем, думается, не надо находить общее там, где его не слишком много, – «Окаянные дни» были и остались одним из самых особенных текстов о русской революции.

      Наконец, есть и родственник по названию – изданная в одно время с началом публикации «Окаянных дней», в 1925 году, книга политика Василия Шульгина «Дни». «Дни» как измерение времени указывает на его дробность, мелкий масштаб, противопоставляемый «эпохе» революции. «Дни», конечно, и куда более личное время, чем даже «год» исторических событий – к тому же ни Бунин, ни Шульгин, создавая свои записи, не знали наверняка, доживут ли до завтрашнего дня.

      Василий Шульгин[5]

      ؂

КАК ОНА БЫЛА ОПУБЛИКОВАНА?

      Некоторый свет на восприятие «Окаянных дней» самим Буниным проливает их первая – газетная – публикация. Выходить они начали в 1925 году в газете «Возрождение».