Изрядно напугав пастушку,
Что на поляне урожайной
Пасла коров почти у порта,
Из-за чего её случайно,
Едва ядром не сбили с борта.
Народ, услышав канонаду,
Стал обсуждать её в тавернах,
Но им подали мармелада,
Чтоб власть оценивали верно,
А вечером спектакль дали,
Слоны и тигры дрались круто,
Потом все хором запевали
Национальный гимн Бейрута.
Когда закончилось веселье,
Вернулись люди по домам,
Чтоб вновь свои увидеть семьи,
Кто к детям, а кто к старикам,
И там уже забыли споры,
В чём прав, а в чём не прав эмир,
Когда в дворцовых коридорах
Надумал внука слать в Каир.
А как же отнеслась прислуга
К отъезду принца во дворце?
Кто с интересом, кто с испугом,
А кто-то на своём лице
Носил пустое безразличье,
Ведь, если в целом рассуждать,
Скандал семейный – очень личный,
Чтоб его слугам обсуждать.
– Вперёд! – Мишель ослов погнал,
Обиженно сверкнув глазами.
На людях чувств не показал,
Лишь обещав вернуться маме.
– Прощай Ливан, я в край враждебный
Сегодня выдворен не честно.
Пусть, не в рудник тюремный медный,
Но, что там – тоже не известно!
В телеге не было простора,
На одного-двух человек
Рассчитана она, в наборе -
Соломы куча, чтоб ночлег
Не показался слишком жёстким,
Кремень с кресалом для огня,
Кувшин и пара мисок плоских,
И свежих булок на три дня.
Ещё там был навес на рейках,
Что вверх торчали по бокам,
Две хлопковые телогрейки,
Чтоб укрываться по ночам,
Копьё шестнадцатого века
С длиннющим остриём железным,
И книги педагога грека,
Что всунул он перед отъездом.
Ночь проползла, как анаконда,
Ослы бредут, не отдыхая,
Бейрут исчез за горизонтом,
И впереди лишь даль глухая.
– Какая классная дорога! –
Мишель взял в руки кастаньеты,
Решив развлечь себя средь смога
Дорожной пыли до рассвета.
И неожиданно для глаз,
Как смелый штрих в однообразье,
Как в лаве розовый топаз,
Как важный смысл в скучной фразе,
В телеге появилась птаха,
И стала девушкой наружно,
Из-за чего ослы от страха,
Чуть на дыбы не взвились дружно.
Мишель настолько испугался,
Что даже вскрикнул не уместно,
Ведь он с девчонкой оказался
Почти впритык в телеге тесной.
Она же рук его, касаясь,
Спросила: – Можешь подвезти?
Мишель застыл, её стесняясь,
Не зная, как себя вести.
Зато она в персидской пряже
Была пронырливо смела,
И как бы так, нахально даже,
Помадкой брови