– Лови, сынок! – и он что-то кинул мальчику. – Он волшебный! С равнин!
– Папа! – кричал сынишка, не зная, что делать с пойманным камушком.
– Храни его! – наказал Гиди. – Отдашь, когда вернусь! Умайке такой же привезу!
– Умайка мой захочет! Можно дать? – сквозь плач кричал мальчик.
– Дай! Я тебе привезу!
– Папа! – зарыдал паренёк, остановившись на краю причала.
Гребцы на обоих бортах налегли на вёсла. Ладью качнуло на волне и понесло в залив.
– Агидаль! – закричала жена Гиди, добежав до конца причала.
Если Гиди что и ответил, тогда, то Тимбер этого не услышал. Он смотрел на залитую солнцем пристань и растроганных домочадцев своего спутника. Очень быстро косые осенние лучи заставили нуониэля отвернуться. Тогда-то он и заметил на вещах старый фонарь. Этот светильник отдал ему слуга Сива в то тёмное предрассветное утро, когда они покидали родную деревню Тимбера. Вспомнил Тим и тот маленький огонёк, что еле теплился во мраке, когда рыбацкая лодка отчалила от берега Сихоти в кромешной тьме.
Тим глянул в строну причала, но яркий свет теперь отражался от воды и ничего стало не видать.
Глава 4 «Волчий Камень»
Тим закричал и тут же проснулся. Страшный сон закончился. Молодой нуониэль огляделся: бочки, коробки и прочая корабельная оснастка. Всё насквозь промокло и приобрело тёмно-бурый оттенок. Ладья едва покачивалась на волне, а экипаж, капитан и Гиди куда-то делись.
Юноша приподнялся на руках и глянул за борт. Стояли у незнакомого причала. Поодаль виднелись хижины. Горизонт закрывала стена высокого тёмного ельника, довольно мрачного в утреннем тумане. На причале за столом толстый капитан и Агидаль играли в кости и о чём-то тихонько беседовали. Они скинули тяжёлые кожаные дождевики и грелись: рядом прямо на досках горел очаг, выложенный из гладких булыжников.
Берег по обе стороны причала состоял из камней. Могло показаться, что вся земля, к которой прибыла ладья – огромная куча валунов, где вырос хмурый лес. Нуониэль попытался встать, но сразу же разболелась голова. Мучила жажда. Тим облизнул растрескавшиеся от сухости губы. Потрогав шею, он заметил, что руки, грудь, да и длинные веточки тоже, измазаны чем-то неприятным и дурно-пахнущим. И стоило Тиму вспомнить, что же произошло накануне, как на душе стало ещё тоскливее.
Вчера утром отплыли из Сарамэй. Стоило ладье отдалиться от берега, её стало здорово качать. Нудный ветер заставлял плотнее натягивать на себя тяжёлый дождевик. Качка не стихала, и нуониэля тошнило чуть ли не ежечасно. С наступлением ночи, погода не поменялась. Парус клокотал под воздушными порывами, заставляя судёнышко крениться то влево, то вправо. Тим проваливался в сон, просыпался и снова свешивался за борт, в надежде справиться с тошнотой. Нуониэля мучил жар, холод, морская болезнь; он весь день не ел, а лишь пил воду, зачерпываемую из-за борта круглодонным деревянным ведёрком на тонком, потемневшем от времени канате. Такова особенность Найноэльского моря – пресная вода,