– Страх – это не только враг. Но и оружие.
Неожиданно надменный болван, коим его считали все пятеро изгнанников, смог удивить умными словами.
– Что вы сказали?
– Я сказал, страх – это не только враг, но и оружие. И не только против вражеского солдата или настигших тебя обстоятельств, но и против твоего собственного я. Это оружие разит больнее всего. Я часто испытываю страх.
– Эм… Вы сейчас серьёзно? – Альвия не верила ушам своим и инстинктивно осмотрелась по сторонам, будто отыскивая подвох. Но дом оставался таким же уютным, а взор Гастиуса стал сосредоточенным.
– Абсолютно серьёзно. Очень легко быть Сантиунтом Великолепным, когда ты окружён влюблёнными воздыхательницами. Но на поле битвы…
Военачальник короля выдохнул ком напряжения.
– На поле битвы прозвища, чины и звания не имеют никакого значения.
Его лик украсила улыбка, но не та, что согревала лучами солнца. Эта улыбка была слабой, служила утешением для того, кто смог её из себя выдавить.
– Там балом правит страх, и ты можешь рассчитывать только на милость богов, молиться, чтобы это оружие сразило твоих врагов, а не тебя. Ты идёшь вперёд, твой щит и твой меч с тобой. Но ты такой не один. Вас сотни, а, может быть, даже тысячи. И ты понимаешь, насколько ты мал, тонущий в этой толпе… Ты незначителен. Ты незаметен. И если ты останешься в живых после битвы, ты будешь мириться с тем фактом, что тебе просто повезло.
Рассказ Гастиуса захватил Альвию, и она пожалела, что в мыслях смеялась над ним.
– И вот задушенный этим везением ты попадаешь сюда…
Сантиунт указал на дверной проём. Там мельтешили Польдаар, Уэйн и Тагок.
– Видишь их, да?
– Вижу, – подтвердила Альвия. – А что с ними?
– Нельзя приносить им свой страх. Нельзя приносить его в мирный город. Я понял это после первой моей битвы, в которой с трудом уцелел. В их глазах я должен выглядеть бесстрашным, даже себялюбивым… Чтобы люди не видели, что я чувствую на самом деле. Они могут относиться ко мне с презрением, могут шептаться у меня за спиной или даже смеяться надо мной. Но зато они не будут думать о том, что когда я сражаюсь за них… я боюсь.
– Простите… – вырвалось у Фло’Грат полушёпотом.
Но Гастиус отреагировал не так, как она ожидала; снова её удивил:
– Вам не за что извиняться. Я очень хорошо разбираюсь в людях, и именно вам… я решил это рассказать. Я всё вижу с первого взгляда. Вы храните собственные секреты, значит, сможете сохранить и мой. Очень давно я хотел выговориться, но не мог найти подходящего собеседника. И вдруг здесь вы… Моё желание исполнилось. Об этом знаете только вы и, разумеется, мой отец. Пусть ему это и не нравится…
– Я думала, что…
– Что он смотрит на меня так, потому что я любимец публики? Нет… Там причина другая. Сложная и… даже мне самому не до конца понятная. Её я, увы, раскрыть не могу.