– Жеваный крот, ну хоть капля мозга у них будет? Застрял в изгороди. Наполовину пролез и застрял. Иду, смотрю – вонючий случай! Торчит!
Великан потряс сатиром. Козлоногий жевал жвачку и ни чуть не смущался своим положением. Великан подошел к изгороди и перебросил рогатого в загон. Сатир упал на четыре кости, тут же вскочил и стал увлеченно обнюхивать столб ограды. Мы сели за стол. Колонистов, как они себя иногда называли, было одиннадцать. Четыре женщины – ветеринар Алёна, фельдшер Юля, берейтор(15) Галя и «нимфоведка» Диана, с которой я уже познакомился. Мужчины, протягивая руку, называли имя и своих подопечных.
– Егор – сатиры.
– Леонид – гидра и тритоны(16). Тритонов нет, пока с твоими сиренами не разберемся.
– Максим – мантикоры, грифоны и всякие кошкообразные.
– Давид – Цербер, Орф и Сцилла скоро будет. Собачатник, в общем.
Был еще Светлицкий, Олег Анатольевич, занимавшийся гарпиями. Но его питомник находился на другом конце заповедника, на скальнике. Здесь он появлялся пару раз в месяц, эдаким героем романов Купера – верхом, одетый в кожаную одежду, грузил в телегу брикеты замороженных куриных лап, мешки с мелом и пемзой, забирал свой сухпаек и уходил в закат, в свои Скалистые горы. Ну и Вадим Юрьевич, мой старый добрый Вирус, со своими разносортными дриадами. Я тоже представился:
– Николай. До сегодняшнего дня – преимущественно, тюлени.
– Пойдет. Я тоже, пока сюда не попала, по нормальным девиантным(17) подросткам специализировалась, – поддержала забывшая о конфликте нимфоведка.
Мне сразу стали вводить в курс дела. Видимо, тема была наболевшая. Сирен было двенадцать.
– Зачем так много?
– Тушкан, а мы знали? Мы думали, ну будут плескаться в море двенадцать красивых девочек с рыбьими хвостами. Всем на радость, нам на умиление.
– А то, что там агрессия в генетику вписана это никого не насторожило?
– Ну… На заборе тоже написано, а там же дрова.
Двенадцать милых мальков скоро выросли в двенадцать злобных девиц. Девицы держались стаей и ни в грош не ставили сотрудников. По замыслы им полагалось жить около определенной скалы. Там были устроены для них кормушки и места для живописного возлежания. «Что? Всего лишь одна скала, когда есть целое море и в нем нет конкуренции?» – сказали сирены. Не то что бы они так сказали, говорить они не умели. Они так поступили. Сломали кормушки на скале, переворачивали лодки сотрудников. Когда колонисты устраивали погружения, чтобы наладить контакт с девицами, те пользуясь своим преимуществом в воде, отбирали у ныряльщиков оружие, сдергивали маски, портили трубки для дыхания. Первое время, когда колонисты еще покупались на такие провокации, некоторые сирены претворялись беспомощными или ранеными, например, придавленными подводными камнями. А затем окружали наивного ныряльщика, ринувшегося