– Вот! – Вытащил он из нагрудного кармана толстенький пластиковый прямоугольник.
Я повертела карточку в руках. Карточка как карточка, ничего особенного, с одной стороны – большая бледно-зелёная цифра «двести пятьдесят», с другой – три аккуратно заполненные строчки.
– Крикливый Никита Максимович. Ты, что ли?
– Я, – буркнул Никита и поспешно сунул карточку в карман.
Фамилии он своей стесняется, что ли?
– Какая-то она тяжёлая, эта карточка.
– Там электроники всякой понапихано – нам и не снилось, – ответил мальчик. – Говорят, что если такую карточку потерять – то из «Штуки» сразу вылетишь, даже мяукнуть не успеешь.
– Думаешь, всё так серьёзно?
– Откуда я знаю. Пробовать как-то, знаешь, не очень хочется.
– А что это за цифра – «двести пятьдесят»?
– Какие-то очки, – в голосе Никиты ясно начало читаться сомнение. Я сразу поняла, что мы добрались до тех вопросов, о которых ему известно не больше моего.
– Тебе разве ничего не объяснили, когда карточку выдавали?
– Там такая зараза сидит… Впрочем, сама увидишь.
– Давай ты сумку за одну ручку понесёшь, а я за другую.
Моё предложение было воспринято в штыки.
– Ещё чего! Надорваться хочешь? – Он опять схватился за сумку.
– А ты сам не боишься надорваться? – Поинтересовалась я.
Никита ответил с некоторой досадой, словно ему приходилось объяснять самые очевидные вещи.
– У мужиков всё совсем по-другому устроено. Мы можем зачахнуть, если, наоборот, что-нибудь тяжёлое день-два не потаскаем.
Чтобы скрыть усмешку, я сделала вид, что заинтересовалась дальним пейзажем. За все десять лет жизни рядом со мной, мой собственный папа, например, говоря о себе, никогда не оперировал такими категориями, хотя и не давал повода усомниться в противоположном.
Я решила, что Никита – довольно забавный мальчишка. Вдобавок ко всему – супер, это лишний плюс.
Сколько раз такое бывало: знакомишься с кем-нибудь, всё вроде бы идёт нормально, хихикаем, шепчемся, копаемся в своих игрушечных принадлежностях, а потом вдруг мой новый знакомый или знакомая случайно узнаёт, что я супер – и с этого момента в наших отношениях наступает резкий перелом. Неважно, сколько ребёнку лет – пять, шесть, семь, пятнадцать – в глазах его ясно читается одно-единственное чувство – страх. Создаётся впечатление, что обычные люди впитывают боязнь к суперам с материнским молоком, начинают нас опасаться задолго до того, как могут связно объяснить причину своих страхов. Что это – обычное людское неприятие любой инаковости?
Я оглянулась на мальчика, который шёл чуть сзади. Молодец, уже весь вспотел, а сумку волочёт, даже пытается улыбаться, словно всё происходящее его только развлекает – не больше.
Он – супер, значит у меня есть много шансов подружиться