– Тебе, нужно уходить. – Я это сказал, чтобы прервать неприятный в первую очередь для меня разговор, и, естественно, своими неправильными, а может и злобными словами, выходками не подвести Виклину. – Поговорим, вечером, – дополнил я, потому как увидел боль в лице, глазах, чуть поддергивающихся губах Беловука. – Тебя ждут на работе, – а это я вообще неизвестно зачем добавил, будто приняв или только ощутив его переживания и пожалев его, что ли.
А после стремительно развернулся к нему спиной, сейчас опять уловив противоречивые чувства ревности, зависти, злобы, замешанной, похоже, на любви к Виклине, уже живущей во мне или только появляющейся, зарождающейся.
Глава седьмая
Я слышал, как он уходил из дома.
Слышал, походу, не просто воспринимая слухом, а еще и напряженным телом Виклины. Точно натянутой ее кожей тонкой с розово-белым оттенком, каждой клеточкой организма, а может только душой, личностью, мыслью. Той самой бессмертной, разумной, бесплотной сущностью, отличной от тела, которую создал бог (как считали верующие) или комплексом ощущений, мышлений и чувств, наполняющих наш мозг.
Беловук уходил торопливо, под его голыми стопами поскрипывал пол, словно от большого веса. Он воспринимаемо замер на чуть-чуть в тамбуре, верно, обуваясь, а после, отворив входную дверь, обращаясь к Виклине, сказал:
– До вечера, дорогая, – очевидно, надеясь, что его вернут.
Но так как я даже не откликнулся, он покинул дом, прикрыв за собой дверь и повелев сопровождающему ему Сорочаю, вернуться на место.
Будучи по жизни эгоистичным шалтай-болтаем, я никогда не задумывался о чувствах близких, родных. Потому как любил одного себя, дорогого. Не испытывая волнения души, личности, нейронов мозга, я не умел волноваться, беспокоиться, заботиться. Во всем и всегда используя холодность, как защиту от чувств, а на самом деле пропускал удивительные по силе и красоте эмоции.
Это я понял, только сейчас!
Сейчас! Стоя в чужом теле, в чужом месте, чужой стране…
Принимая на себя чужие чувства…
Восхищаясь ими и, одновременно, злясь на них!
И не потому как не испытывал их в отношении себя, просто впервые жаждая, мечтая их подарить кому-то.
Кому-то? Нет, не кому-то, а именно ей!
Виклине! Лине!
Лица которой даже не видел. Впрочем, почувствовал ее изнутри, точно соприкоснувшись с ее душой, личностью, или мыслями заполняющими мозг. И ощутил к этой нежной, чуткой, прекрасной девушке родственность, сопричастность наших сердцевин. Ощутил, а может всего-навсего захотел этих ощущений, чувств, эмоций.
Я стоял так долго…
Обдумывая, только что пережитое.
Осмысливая его.
Ревнуя.
Завидуя.
Злясь.
Из той