Однако это была реальность, а Юкия всё ещё была пленницей, и от её поведения зависела жизнь ни в чём не повинного человека. Потому страх вернулся, стоило ей выйти на крыльцо.
Она с трудом переставляла ноги, подходя к краю полусгнивших досок. Она могла видеть, какую иллюзию создала Сойку с помощью колдовства. Та полупрозрачным контуром окутывала настоящие вещи, придавая им мнимую новизну и лоск. Юкия не сомневалась: юноша, кем бы он ни был, пребывал в уверенности, что живёт в богатом доме. Может быть, только запах мог выдать истинную сущность Сойку. Однако девушка не была уверена, сможет ли различить обычный человек нотки гнили, перемешанные с ароматом цветов.
Она ступила на землю, чувствуя, как сердце её готово выпрыгнуть из груди. Ей было страшно до тошноты. Всё-таки ей пришлось взглянуть на Сойку.
– Вот и малышка Юкия. Наконец-то! – воскликнула госпожа.
Голос её был игривым и весёлым, таким, какой и впрямь подходил красивой, но чересчур смелой женщине. Сойку нравилось дурачить людей, хотя, как правило, её игры не длились долго.
Юкия взглянула на гостя и замерла.
Это и впрямь был обычный человек. Она не успела рассмотреть его тогда, когда юноша заглядывал в её окно, но сейчас это было и не важно. Не важны были и правильные черты, которые, должно быть, могли показаться привлекательными.
Над левой бровью его было нечто, что девушка не могла толком описать. Это был тонкий, едва заметный шрам. Он делал от природы ровный изгиб брови ломаным, но не это бросалось в глаза. Шрам источал сияние. Ярко-голубое, мерцающее, медленно переходящее то в лазурь, то в золото, то в оттенок лепестков розовых пионов. Живое, подвижное, совершенно необъяснимое. Она была уверена: именно эта метка, источавшая силу, привлекла внимание Сойку. Юкия никогда не видела ничего подобного.
Гость, заметив столь пристальное внимание, смутился и пригладил чёлку, скрывавшую и шрам, и свет, который он источал.
Юкия села на своё место молча. Она с досадой думала, что не стоило так явно показывать своё удивление. Ведь юноша мог и не знать о волшебной метке на собственном лбу. Ещё хуже было бы, если бы он знал, если бы он понял, что Юкия обладает способностью видеть незримое. Девушка не могла сказать наверняка, что сделала бы Сойку, если тот догадался.
Ей нужно было просто перетерпеть. Лучше вообще ничего не говорить, даже не поднимать лишний раз взгляд. Она держала в руках чашку, погружённая в собственную тревогу. Ей очень хотелось вернуться в ненавистную комнату.
Они говорили о чём-то малозначимом. О поэтах, имён которых Юкия не знала, о книге, название которой показалось ей смутно знакомым, но не более. Девушка следила за Сойку из-под опущенных ресниц, стараясь