– А как становятся евнухами? Что для этого нужно сделать? – невинно поинтересовалась Марсали.
– Chèrie, поверь, тебе это не нужно знать, – обняв девушку, поспешил сказать Фергюс. – Ты покинул дворец, mon ami? – В голосе француза слышалось сочувствие. – Я сделал бы то же самое.
Моряки дружно поддержали это решение гомоном десятков голосов. Итак, обшественное мнение всецело было на стороне мистера Уиллоби, и, ободренный, он продолжил повествование:
– Отказаться от дара, предложенного императором, – бесчестный поступок, карающийся смертью, но я не мог поступить иначе, пребывая во власти любви к женщине. Да, я слаб духом!
Слушатели снова заохали, понимая, о чем идет речь. Китаец же потянул переводчика за рукав и уточнил что-то.
– Да, прости, – поправился Джейми и провозгласил: – Я сказал «к женщине», но это не так: надо понимать под этим женщин вообще, всех. Так? – обратился толмач к китайцу.
Тот кивнул маленькой круглой головой, на которой читалась тоска по родине, по ушедшим временам и готовность защищать свой выбор.
– Именно так. Женщины были самыми прекрасными созданиями, каких я когда-либо видел. Они очень красивы, подобно лотосу, грациозны, утонченны, как молочай на ветру. Существуют мириады звуков, присущие только им, и они всегда разные – щебет ли рисовки, соловьиные трели, воронье ли карканье, – здесь мистер Уиллоби ухмыльнулся и сузил глаза, отчего они сделались щелочками, а моряки засмеялись, живо представив каркающих переругивающихся женщин, – и всегда женщина прекрасна и желанна. Я всегда писал только о них, о девочках, девушках и женщинах, и довольно редко о конкретной госпоже. Они прекрасны: их груди пахнут абрикосами и подобны абрикосам на вкус, особенно когда их обладательница просыпается на рассвете, их лобок нежен и наполняет руку подобно спелому персику.
Эти слова были встречены немым восхищением, сменившимся разнообразными возгласами, а пораженный Фергюс зажал руками уши Марсали.
– Еще бы его не позвали ко двору! – оценил мастерство китайца Риберн. – Язычники, и слог языческий, но все равно здорово.
– Точно по праву носил помпон на шапке, – отозвался Мейтленд.
– Может, стоит выучиться китайскому, а? – подал идею помощник шкипера. – А стихи у тебя с собой, малый?
Джейми замахал руками, давая знак молчать, но в задних рядах все равно галдели: палуба была полна моряков, образовавших круг, центром которого являлась мачта с сидевшим под ней мандарином.
– Была ночь фонарей, очень большой праздник, – заговорил опять мистер Уиллоби. – В это время все люди выходят на улицу, и мне было сподручно бежать. Торжества начинаются в сумерки, и тогда я надел страннические одежды.
– В качестве траура китайцы носят белые одеяния, а не черные, как мы. – Джейми счел необходимым