– Угу. Может быть. – Глаза его были закрыты по-прежнему. – Но я уже умру. Скорее бы, намучился.
– Знаешь, думаю, что ты ошибаешься. То есть ты, конечно, намучился, но и не умираешь! Кстати говоря, я не знаю случаев, когда бы умирали от морской болезни. Но если что, ты будешь первым.
– Не только от нее…
Джейми заставил себя подняться на локте, побелев и покрывшись испариной. «Плохо дело», – подумала я.
– Клэр, берегись. Осторожнее. Нужно было, чтобы ты знала раньше, но я молчал, ты бы волновалась, а…
Он изменился в лице, и я поспешно подставила тазик.
– Боже…
На подушки он приземлился белее полотна. Любое усилие было утомительно для него, а непрерывная рвота просто изматывала.
– Что мне нужно было знать? – Тазик был поставлен недалеко – возле двери. – Вообще-то стоило сказать об этом раньше, до отплытия.
– Я надеялся, что будет получше.
– Я тоже, – съязвила я. – Ну так что там у тебя, выкладывай.
– Обратись к французу. Передай – я разрешил рассказать. Скажи еще, что с Иннесом все в порядке, он чист.
– В каком смысле чист? Я чего-то не понимаю? Что за секреты?
Среди симптоматики морской болезни нет делирия. Это давало повод для беспокойства.
Джейми с трудом смог сфокусировать взгляд на моей скромной персоне. От этого ничтожного дела он весь покрылся потом.
– Иннес вне подозрений. Не он хочет убить меня.
– А кто хочет? Что происходит?
Я тоже вспотела.
Джейми не бредил – лихорадки не было, глаза ясные, в конце концов, он узнавал меня.
– Кто хочет твоей смерти? Ты знаешь? – Мне показалось, что на меня кто-то смотрит, расценивая как потенциальную жертву.
– Нет… Не знаю.
Начался новый позыв рвоты, но Джейми смог его подавить, закусив губу.
– Фергюс, его спроси. Лично, – прошептал он. – Он скажет, он знает все.
Выходит, ему грозит опасность, а я ничего об этом не знаю! И не могу ничего сделать для предотвращения убийства…
– Пускай он придет сюда – не хочу оставлять тебя одного.
Джейми медленно выпростал согнутую руку и сунул ее под подушку, извлекая оттуда кортик. Даже сейчас, крайне обессиленный, он уверенно держал оружие.
– Я постою за себя. Иди ищи Фергюса. Это важно. Ступай, англичаночка, оставь меня. Они не посмеют днем, при всех. Или вообще не посмеют.
Сейчас он был похож на изваяние на надгробии, неподвижный, в позе, выражающей решимость.
– Ступай. – Я поняла это слово по одним губам – голоса не было слышно.
У входа что-то шевелилось, это опять был китаец, сидевший с поднятыми коленями. Увидев меня, он произвел подобие поклона, какой только был возможен в его положении: развел колени и сунул голову между ними.
– Госпожа не бояться, нет. Моя караулить. Первая жена идти смело, быть смело, – заверил он свистящим шепотом.
– Хорошо, спасибо, – растерянно поблагодарила я, занятая