– Явилась, краса! Иди в запасник, вчера вернули Гончарова – лохмотья одни, чинить надо.
Лиля вздохнула, проглотила «и вам здравствовать» и покорно свернула в узкий проход между стеллажами. За три года работы здесь она твердо усвоила: единственный способ выжить в «дружном» коллективе – не отвечать на шпильки и не протестовать, что бы ни велели делать.
Ее остановило шипение Инны Юрьевны, змеюки особо ценной и редкой, каплей яда убивающей половозрелого слона:
– Делом займись, а то одни мужики в голове. Еще и сюда таскаются, все пороги истоптали, спрашивают, когда наша красавица соизволит на работу выйти!
Мужики?! Лиля чуть не засмеялась в голос. Какая проницательность! Вот были бы физиономии у гадюк, если б в библиотеку явился Эри! Его кельтская коса, куртка из оленьей кожи и здоровенный сакс за поясом, по которому он и получил прозвание, привели бы их в полный восторг. До валокордина и коллективного письма в партком.
Змеюка, не получив реакции на яд, решила жертву додушить. Никак возомнила себя дикой бразильской анакондой – это при росте-то в сто пятьдесят сантиметров с каблуками и шиньоном. Потопала этими самыми каблуками, толстыми, ортопедическими, от Gabor, и фыркнула:
– Снова грязи нанесла! Помой за собой, королевна.
Лиля вздохнула. За собой, конечно. Как поставила швабру четыре дня назад, так та и стоит. Уборщицы нет, ставку на правах главной забрала Инна Юрьевна, но не ей же мыть, в шелковой-то блузке и с высшим филологическим! И остальные дамы к швабре не притрагиваются, у них тоже блузы и образование.
– Не волнуйтесь, Инна Юрьевна, – сказала Лиля.
Хотелось добавить: в вашем возрасте опасно, но не стала. На весь день заведутся, не остановишь. А Гончарова и правда нужно чинить.
В покое ее не оставили даже в запаснике. Анаконда явилась следом, уселась напротив Лили и принялась зудеть. Должники не оповещены о сроках возврата, книг на ремонт полкоробки, а клей уже заканчивается. Хотелось бы знать, что наша принцесса себе думает – ей будут за просто так деньги платить? Или хахали все мозги застили?
– Что за хахали-то, Инна Юрьевна?
Она улыбнулась как могла мягко. Было в самом деле интересно. За все ее двадцать два года из хахалей был только Сенька, и тот – друг с песочницы, с ним и спать как-то неловко.
Анаконда поспешила плюнуть ядом:
– А я всех твоих хахалей наперечет знаю? Сопляк, лет семнадцать. Подсудное дело, между прочим, – с малолетками вязаться! Ни стыда, ни совести.
Лилю перекорежило. Сопляк?! Подсудное?! Вот то, что у них было с Эри, это называется «вязаться»?! Щука ты сушеная! Три года надо мной издеваетесь, хватит уже.
Она отложила Гончарова в сторону. Аккуратно. И улыбнулась. Так, как Настасья учила, – о, Настасья много чему учила, целый курс актерского мастерства.
– Инна