Нобли окружили его: мелькали края дорогих плащей, сапоги телячьей кожи со шпорами. Ни кабана, ни косули, ни завалящей утки – немудрено, что злые, как боуги. А нечего было Отца и Матерь гневить, охотиться у Девьего озера! Нет на землях Девы добычи для рыбников, и самого озера нет!
Поднять глаза выше Сакс не решался, мало ли, нобли разозлятся. И в сторону оврага уже не смотрел, поздно. Догнали уже.
Нобли лопотали по-своему. Сакс различал отдельные слова: браконьер, повесить, грязь, моя земля, работать. Помянули солнечного бога, Асгейра. Хотят отдать браконьера в жертву? Совсем плохо. Лучше бы подстрелили, чем на костер…
Подумал о костре – как наяву почуял запах гари, увидел заросшие березняком остовы домов, закопченные стены замка, одноглазого мельника с ожогом на поллица… Клятые щуки, мало вам?!
Рука дернулась к поясу – но ножа не было. Зачем послушался, отдал? Теперь совсем зазря пропадет.
Лопотание сменилось смехом. Сакса бросило в жар: решили. Только бы не на костер.
– Заяц дай, мое, – приказал все тот же рыбник, и как плюнул: – Дирт.
Протянув обе тушки слуге, Сакс кинул взгляд на нобля, успел увидеть лишь ухмылку и замах. Увернуться бы, сбежать, но куда?! Кругом рыбники, слуги – и те из Луайона!
Плеть ожгла плечи, следом – спину. Удары посыпались со всех сторон. Сакс только и мог, что опустить голову, закрыть лицо и спрятать пальцы, лучник без глаз и пальцев недорого стоит… лучник? Дурень! Отец же велел: падай! Будут бить – падай, кричи, что хочешь делай, но выживи! И он упал, заверещал что-то жалобное. Было не столько больно, сколько противно, и грязно, и кислая злость жгла горло, требовала рвать чужаков зубами!.. Но Сакс только скорчился в пыли, смешанной с потоптанными колосками, перекатился так, чтобы закрыть собой нож. Заскулил.
Рыбники засмеялись, снова залопотали. Убрали плети.
Сакс не шевелился, притворялся дохлым.
– Мерде, – громко и презрительно сказал важный нобль, что-то еще добавил по-своему. Остальные почтительно засмеялись.
Послышался хлопок, словно перчаткой по конской холке, и жеребец нобля рысью пошел прямо на него. Сакс сжался, готовый откатиться, бежать – да пусть подстрелят, все равно уже, только не покорно ждать. Но рыбник хохотнул, и жеребец перепрыгнул Сакса, едва не задев задними копытами.
С десяток ударов сердца, громких, отчаянных, Сакс выжидал и прислушивался. Топот копыт и довольный смех удалялись. Зато наваливалась боль, а вместе с ней стыд, до слез: сколько ж можно валяться перед рыбниками в грязи?!
– Убью. Клянусь кровью, ни одного луайонца не будет на нашей земле! – В запале он треснул кулаком об землю, поранил ладонь о некстати попавшийся камешек и сморщился от боли. – Дерьмо рыбье.
Поднявшись, он подобрал нож и расщепленный копытами лук. Ножны пристегнул обратно к поясу, а негодную деревяшку отбросил. И рысью побежал