Книга жизни. Мемуарная проза. Алена Воробьева

были привычными – хозяина они уважали, перед хозяйкой – а бабушка была детский врач, и её знал весь город (и она всех знала) – робели, а мне иногда таскали подарки: в возвращенном стаканчике иной раз – полурастаявшее мороженое, которое я съедала тут же у двери, украдкой – бабушка не разрешала ничего брать, а один раз даже преподнесли луковицу гладиолуса со словами: «Дай мамке, пусть посадит». Поскольку мама на огороде бывала редко, я пошла с луковицей, которую приняла за обычный лук, к бабушке, и она, каким-то чудом распознав гладиолус, вместе со мной посадила его в выделенном тут же для моей садовой деятельности палисадничке, во дворе между красной смородиной и вишней у туалета.

      Там же рядом была кормушка для птиц, которую тоже сладил дед – он всё делал своими руками – и стол, и табуреты, и этажерку (стеллаж) для книг, и тот же туалет, и лестницу в огород. До этого в палисаднике росли и цвели только розовые пионы буйным кустом прямо посередине, а всё остальное заросло сорной травой. А тут поднялись и, к моему удивлению, зацвели мои стройные красавцы-гладиолусы (бабушка раздобыла ещё пару луковиц), прекрасно непохожие на другие цветы.