– Но ведь… ведь на улице ужасно холодно! Что если мама заболеет?
– Я осмотрела все места, куда она могла пойти, – рассудительно сказала Рути. – Нет, мама не заблудилась в лесу, это точно. Можешь мне поверить.
– Что же нам делать? – спросила Фаун.
– Мы должны ждать. Я уверена, что именно так в подобной ситуации поступила бы и мама, – добавила Рути. – Если к вечеру она не вернется, тогда, быть может, мы и позвоним в полицию, хотя… В общем, я пока не знаю. – Она внимательно посмотрела на сестру и улыбнулась, как могла, уверенно, ласковым жестом взъерошив Фаун волосы. – Не бойся, все будет в порядке.
Девочка крепко прикусила губу, и на мгновение Рути показалось, что сестра все-таки разревется, но Фаун только сказала:
– Я знаю, мама ни за что нас не бросит.
Крепко обняв сестру за плечи, Рути прижала ее к себе.
– Конечно, не бросит. Ничего, мы обязательно узнаем, куда она подевалась. Вот позавтракаем и начнем искать… искать подсказки. Люди не исчезают бесследно, знаешь ли… – (Тут Рути снова вспомнила про Уиллу Люс, но ведь их мама – совсем другое дело, правда?). – По этим подсказкам мы сможем узнать, где наша мама. Как Нэнси Дрю[3].
– Как кто?
– Не важно. Ты, главное, верь мне, хорошо? Все будет в порядке. Мы найдем нашу маму, обещаю.
Каждый раз, когда Кэтрин просыпалась среди ночи, ей казалось, будто оба ее мужчины – большой и маленький – снова с ней. Она почти физически ощущала тепло их тел, а стоило ей особым образом скосить глаза и прищуриться, и она начинала различать вмятину на подушке, где когда-то лежали их головы. Иногда, уже ближе к рассвету, она не выдерживала и, повернувшись на бок, прижимала подушку к лицу, пытаясь уловить их запах.
Почти всегда ей это удавалось. Она чувствовала, как к запахам шампуня, лосьона после бритья и машинного масла примешивается нечто головокружительно-пьянящее, острое и свежее – едва уловимый мужской аромат, который, как казалось Кэтрин, был квинтэссенцией Гэри, в полной мере выражая его характер и его существо.
Запах Остина был другим. Липовый мед, теплое молоко, специи – эту душистую амброзию Кэтрин готова была вдыхать без конца. Порой в сладостной предрассветной дреме ей казалось, будто запах человека – это и есть его душа, и пока она способна ощущать этот аромат, дорогие ей люди продолжают жить.
Но стоило ей полностью проснуться и, натянув на себя одну из старых маек Гэри, выйти на кухню с чашкой крепкого и горького французского кофе, как она понимала, что ее мечты были глупыми, и что ее ощущение, будто Гэри и Остин лежат с ней в кровати – обычный самообман, галлюц�