С тяжёлым сердцем он снова вернулся к матери и отцу, как будто между ним и ними стояла непреодолимая пропасть.
Владлен вновь вернулся к дивану и сел рядом с матерью. Её глаза, полные усталости и сожаления, избегали его взгляда. Тишина в комнате нависла тяжелой, словно оковы, сковывающие его мысли. Он не мог понять, что чувствует. Возможно, где-то в глубине души мелькала тень вины, но она была такой слабой и неясной, что вскоре исчезала, уступая место гневу и раздражению.
Раздражение
Он встал, смяв в руках остатки своего терпения, и вновь направился к окну. За ним темнела улица, и ночь медленно поглощала свет, словно тоже пытаясь укрыться от чего-то.
– Ты что, не понимаешь? – сказал Владлен, не оборачиваясь. Его голос звучал резко, как нож. – Всё, что со мной происходит, – это результат того, что вы меня не любили! Вы не поддерживали меня, не верили в меня. Всё, что я сделал, – это из-за вас! Из-за того, что я был один. С самого детства.
Он замолчал, и тишина, вновь заполнившая комнату, стала ещё более гнетущей, чем раньше. Внезапно ему стало противно от собственных слов. Но он не мог остановиться.
– Я был в милиции, мать! – крикнул он, сжав кулаки. – Служил, добивался, меня уважали. А потом пришла эта реформа – всё, что я строил, рухнуло! И вы все стояли и молчали! Уволили меня, выкинули, как старый хлам.
Он почувствовал, как сердце бьётся быстрее, как в крови снова закипает ярость. Он уже не думал о том, что говорит, о том, что его слова могут задеть. Всё, чего он хотел – это выплеснуть эти мысли наружу, словно сорвавшуюся с цепи бурю.
Вдруг он почувствовал её взгляд – мать тихо смотрела на него. В её глазах было не столько непонимание, сколько усталость, какое-то глубокое молчаливое прощение. И в этот момент ему стало стыдно, как никогда раньше. Но не за то, что он сделал. Стыдно было за то, что он так и не смог дать себе право быть уязвимым. Стыдно за то, что никогда не позволял себе быть слабым, не позволял любить.
Владлен отвернулся, стараясь скрыть эти чувства. Ему не нужно было прощение, не нужно было понимания. Он привык жить в своём мире боли и злости, где всегда прав, где виноваты все вокруг, и он – единственный, кто страдает.
Но в глубине души он знал, что это не так. Это были всего лишь стены, которые он сам выстроил вокруг себя, чтобы не увидеть реальность. Открыть глаза на неё было бы слишком страшно, слишком больно. Слишком поздно.
Словно подчиняясь внутреннему порыву, он снова вернулся к матери. Но вместо привычных упрёков, вместо того чтобы снова выплеснуть на неё свою ярость, он просто молча присел рядом. Несколько секунд он сидел, не зная, что делать с этим новым ощущением.
Мать вздохнула и тихо сказала:
– Мы всегда рядом, Владлен. Мы любим тебя. Даже если ты нас не понимаешь. Мы всегда ждали, что ты вернёшься к нам,