Утопая чуть ли не по колено в грязи, пошли к леску. Немного поблуждали, но нашли раненого.
– Я думал, ты уйдешь, – прошептал он пересохшими губами.
– Не обижай, я русский. На лошади удержаться сможешь?
– Попробую.
Мы с крестьянином кое-как взгромоздили раненого на лошадь, уложили его на лошадиной спине. Крестьянин вожжами ловко притянул его к лошади, и мы пустились в обратный путь. Лошадь еле шла – настолько она была стара. Мы с усилиями вытаскивали ноги из грязи и, пока дошли до деревни, взмокли от пота.
– Комнату в избе уступишь – вишь, раненому отлежаться надо, перевязать, в тепле отойти. Боюсь, как бы от простуды лихоманка не приключилась.
Крестьянин махнул рукой – заноси.
Мы бережно сняли с лошади раненого, занесли в избу, уложили на лавку. Я стянул с Ивана грязную однорядку, отдал жене хозяина:
– Постирай.
Сам крестьянин толкался рядом, явно что-то выжидая. Ах да – деньги. Я достал две полушки медных, о чем был уговор, и отдал ему.
– За кормежку и ночлег сколько возьмешь?
Мужик долго шевелил губами, кашлял, чесал в затылке, и когда я уже начал терять терпение, выдал:
– А щи с мясом или пустые? – Твою мать! Для этого вопроса надо было столько думать?
– С мясом – каждый день по курице, или поросенок на два дня.
Мужик опять начал считать, шевеля губами и загибая пальцы.
– Сколько ден пробудете?
Кабы он не был хозяином – ей-богу, дал бы затрещину.
– Седмицу точно.
Мужик радостно выдохнул:
– Тогда рубль!
Я достал из кошеля два рубля, отдал и сказал:
– Купи лошадь. Эта по весне пахать уже не сможет.
Крестьянин радостно зажал в кулаке монеты и заорал на жену:
– Шевелись, видишь – гости дорогие кушать хотят.
Хозяйка засуетилась, из печи на стол выставила чугунок, достала из подвала квас, квашеную капусту, моченую бруснику, соленые огурцы. Через некоторое время в избу ввалился хозяин, неся обезглавленную курицу:
– Вари, Марфа.
Жена бросилась ощипывать тушку, а я деревянной хозяйской ложкой стал поить жидким супчиком Ивана. Сначала он глотал через силу, но потом взбодрился. Как говорится – аппетит приходит во время еды.
Я накрошил в миску с супом хлеба, и этой тюрей его и накормил. Раненый быстро устал и, едва проглотив последнюю ложку, уснул.
– Хозяин, давай его на печь положим – прогреться, пропотеть ему надобно.
Вдвоем с трудом мы подняли раненого на печь, хозяин укрыл его сверху тулупом.
– Вся простуда, какая ни есть, должна от печки выйти. Ему бы еще и молочка с медом.
– Так неси.
– Нету у нас коровки.
– А у соседей есть?
– Как не быть!
Я молча достал ему еще полушку.
– Неси, вместе с медом неси.
Хозяин исчез, я присел на лавку. Кто мне раненый?