Глинский, останавливая машину, даже пожалел, что у него просто нет времени: через полчаса вечерняя проверка. Но не успел он досетовать на злую судьбу, как девушка сама направилась к нему быстрым шагом. Борис и глазом моргнуть не успел, как она открыла пассажирскую дверь.
– Не подвезёте? Я хорошо заплачу…
Глинский глянул в её лицо и ощутил, как по спине бегут мурашки. Лицо девушки было не просто красивым, оно было необычным, очень индивидуальным. Такое лицо с другим не спутаешь, а увидев один раз, уже не забудешь. Тонкие, практически европейские черты странным образом сочетались со смуглостью кожи и странным, каким-то кошачьим разрезом огромных зелёных глаз. Девушка улыбнулась, демонстрируя шикарные белые зубы, а от этой улыбки на щеках у нее заиграли потрясающие ямочки. Оцепеневший Борис с трудом сглотнул непонятно откуда взявшийся в горле ком и, помотав головой, пролепетал:
– Я бы рад… Но… Я – курсант… Я не могу…
В подтверждение своей курсантской участи Борис сбросил куртку, «разоблачившись» до хэбэ. Да так и остался. Незнакомка удивленно повела бровью:
– А что, курсантам запрещено подвозить девушек?
Глинский почувствовал себя полным дураком, понял, что краснеет, и ответил как есть:
– Да не запрещено. Просто… Я – в «самоходе».
Девушка недоуменно обвела глазами салон автомобиля:
– В самоходке? Ваше «ландо» больше похоже на… э-э-э… самокат.
Борис фыркнул:
– «Самоход» – это самовольная отлучка. Ну когда без разрешения…
– A-а, – понимающе закивала девушка, – беглый, значит?
– Ну… вроде того.
– Поня-ятно… К девушке своей бегали, наверное?
– Нет, – Глинский покачал головой, снова почувствовал, что краснеет, и простодушно добавил: – К маме.
– Как трогательно.
Незнакомка снисходительно улыбнулась, но сказать больше ничего не успела, потому что из-за угла