– Поглядим! – шофер сиганул в коридор, толкнул дверь и скакнул, как зверь, на стул: – О чем разговор? О своем? Хлыщи! Не спасли хрящи старика – тащи за мослы дохляка!
Суровое собрание забурлило:
– Новое задание? Мило!
А оратор сказал:
– В зал попал провокатор, но дело – ясное: тело – несчастное, а мы – умы в белых халатах, живем на зарплатах, и живьем бедных довели до мели. Баста! Прижаты к стенке. Голодные, как мыши. Каста врачей – выше мелочей: свободные расценки на прием мертвого тела! Облом – черствому беспределу!
Призывы повторили красивым хором, а затвердили – с ретивым напором схватили шофера за ворот и в стиле победителей, к хвалебному восторгу зрителей, с позором проводили в город.
Отпустили – научили:
– Пилите, водитель, к судебному моргу. Не дрожите впустую. Там не судят, не бастуют, там давно не протестуют, там не люди, там дерьмо, там ярмо – и не ярмо. там одно, и не одно, и равно, и не равно, а чему – никому там оно не дано!
6
Шины машины избороздили простор, а старуха и шофер тормозили разговор – глухо копили задор.
Комом пыли подкатили к судебному моргу и знакомым обиняком подрулили к торгу: лечебному усердию и врачебному милосердию посулили и ком с мертвецом, и с добром торбу.
Но не угодили – ни торгом, ни горлом, ни горбом.
– Перед концом били никак? – спросил здоровяк с кровавым тесаком. – Не вы ли? С перец синяк – у дохляка под пупком. Отравой поили, пока не остыл? Волочили на отсыл за штанину, замочили и – в машину? Двое? На чужое добро – по наклонной? Старо, как тракт конный!
Сиделка подлила беседе в горнило мелких слёз:
– Сами мученики! Едем-едем, а с везеньем – отсос!
– Составим акт, наденем наручники. Сиделки губят, как девки любят: обняв, голубят, а рукав – не к шубе.
– Нашли вдали, в лесу, на весу, на осине, уж синий, в отрубе!
– Хуже – вам. Чащу не обслуживаем. Пропащих не нужно нам. Узрели, мамаша, опушку? А сарай? Доставляй, водитель, без канители вашу игрушку к нему. Лесные – там приписные. Мчите, пока не сели в тюрьму на преступном трупном извозе. Там вам и мертвяка заморозят. А к ужину – и дюжину!
Но шофер – снова в бестолковый спор:
– А умер бы на дороге? А у вас сейчас на пороге?
Здоровяк на уступку не идет:
– Остряк! А флюгер в рот? А ступку? А шиш? В обход закона шалишь, плохиш? Вперед, кидала! Но сначала – так: о беде сообщишь в больницу района, где жил трупак. Они одни и возьмут его под крышу, и на рассыл отпишут. А случится, найдут, что почил не сам, привезут к нам: и бедолагу, и на него – бумагу!
Шофер попёр без учтивости в вопросе:
– И там его не берут, и тут! А подбросим?
– Милости просим. Смотри-ка: мал кусок, да улика!
Здоровяк встал на мысок, достал с полки аппарат и – рад щелкать так и сяк: заснял в кино и рот, и висок, и зад гнилого, а заодно и живого рулевого.
Шофер – за руль, как куль – в забор:
– Не играй, слон! В сарай так в сарай, в район так в район! – прикрыл тыл от тумаков, получил ездоков – да и был таков.
7
Но