А ты ощущаешь вкус?. Элла Жежела

ет, я себя обманываю и уже упустила возможность стать лучше?

      Из соседнего окна зазвучала «Лунная соната» Бетховена. По моему телу по телу пробежали мурашки. Всегда было тяжело слушать классическую музыку. Я ощущала себя какой-то… мелкой. При этом душа ликовала, сознавая, что есть в мире нечто большее, чем я сама. Сложные ощущения.

      Музыка пронзила душу. Начинаешь верить в прекрасное, в справедливость, в любовь.

      Проблема в том, что при жизни я не хотела этого – зачем тешить себя надеждами? Лелеять веру в то, чего нет…

      Я поскорее вышла в коридорчик, чтобы не оставаться в одиночестве, терзаемая классикой.

      Моя сестра Маринка, как всегда, горела и постанывала.

      – Что у нас опять? – зевнула я.

      – Помнишь Лильку?

      – Кого?

      – Ну, Лильку? Училась на два класса младше меня?

      – Конечно, нет.

      Моя сестрица Марина ревностно следила не только за судьбами бывших одноклассников, но и, кажется, всей школы: кто родил, развелся, заболел. «Потому что нет своей жизни» – предположат многие. И будут правы. Тут образовался замкнутый круг: нет своей жизни – занята чужой – оттого и нет собственной. Уже и не будет.

      – Эта Лиля была гулящей девкой из моей школы. Ни одного парня не пропускала. Училась отвратно. Представь, недавно вышла замуж! За богатого. На отдых –то на Мальдивы, то в Доминикану. Муж осыпает ее цветами и драгоценностями.

      – А, всё, вспомнила её. Ты же три ночи не спала из-за такой вящей несправедливости и рыдала.

      Меня всегда удручало, что у сестры не было целей в жизни, кроме как выйти замуж. Ни хобби, ни интересов.

      – Да! – подтвердила сестра. – Эта Лиля была такой распущенной! Аборт в 16 лет делала. И вот нашелся ей муж. Хороший. А мне такой человек не встретился! Я же мужчин не знала, скромницей была, ждала любви! Не хотела абы с кем! Где справедливость? Умерла девственницей, а Лилька эта, значит… Я ей тогда позавидовала! Аж внутри загоралась! Бог накажет меня за эти чувства! – всхлипнула Маринка, даже не пытаясь потушить свою руку.

      Опять та же песня. Сестрица моя, как и при жизни, постоянно занимается самобичеванием, выискивая в своей недолгой биографии все новые «грехи» (в кавычках, потому что вина ее во многом преувеличена, как мне думается).

      Вчера Марина вспоминала, как обещала уйти в монастырь, если не выйдет замуж до 25 лет, но не выполнила данный зарок. Она рыдала, а волосы ее полыхали. Картина была больше забавной, чем страшной. Ужаснулась я только в первый раз, когда на Маринке вдруг загорелось платье средь бела дня.